«ЭФГ» № 21/2015

В ПОИСКАХ ИДЕОЛОГИИ ОСВОБОЖДЕНИЯ

 

Мир меняется прямо на глазах. Быстрыми темпами рушится мироустройство, имевшее место – развиваясь и совершенствуясь, модифицируясь соответственно эволюции производительных сил – на протяжении последних четырех-пяти веков. В результате предыдущего развития разделение труда, вызванное прогрессивным усложнением техносферы, достигло своей наивысшей стадии – структурирования мира в  виде айсберга, надводную часть которого составляют так называемые «цивилизованные страны» во главе с США, а плавучесть всему  сооружению в виде подводной его части обеспечивают остальные. Но общее повышение производительности труда и все более паразитический характер «надводной части» постепенно объективно (!) обессмысливают такую социальную конструкцию, что неизбежно вызывает внутри нее деструктивные (по отношению к ней же) процессы.

Неизбежность конфронтации «низов и верхов» в социальном расслоении, ставшем закономерным результатом технологического разделения труда, в свое время легло в основу социологической теории марксизма. Но при всей своей научной мощи марксизм мог опираться только на те достижения общественных наук, которые к тому времени имелись в наличии. Соответственно в его основу была заложена формационная теория развития. Это было правильно, но недостаточно. Однако не ставить же марксизму в вину то, что открытие второй «стороны медали» – цивилизационного строения человечества – произошло только в тридцатых годах прошлого века. Соответственно классики марксизма и не могли предвидеть, что в конечном счете разделение труда (и, соответственно, социальная конфронтация) все на той же капиталистической основе станет международным и примет именно цивилизационную форму – западноевропейская цивилизация (включая США) против всех остальных. Но сейчас дело обстоит именно так.

Соответственно и те социальные конфликты, которые сегодня раздирают мир, имеют прежде всего цивилизационный характер. В частности, наша евразийская цивилизация всегда, а особенно во времена Советского Союза, игравшая важнейшую роль в мировых процессах, неизбежно начала – теперь преимущественно как Российская Федерация – возрождаться. Это предполагает ее выход из «подводной части айсберга», что вызывает неизбежную же реакцию со стороны его «надводной части» (прежде всего его «вершины» – США), которой в результате грозит потеря плавучести и опрокидывание – со всеми вытекающими последствиями. Соответственно принимаются превентивные меры, ближайшим образом выразившиеся в попытках ослабить евразийскую цивилизацию, вырвав из нее важнейшую часть – Украину, а сейчас и во все более выраженном стремлении обессилить Россию, разрушив ее экономику, а затем и политическую структуру.

Таким образом, происходящие сегодня мировые процессы имеют вполне «меркантильную» основу – желание сохранить имеющиеся привилегии со стороны «цивилизованных стран» (проще говоря – Запада), и стремление избавиться от дани, взимаемой Западом для поддержания своего комфортного существования, – со стороны остального мира. Но объективные процессы практически никогда не оказывают на деятельность людей (как отдельных индивидов, так и – что гораздо важнее – целых социальных групп) непосредственного воздействия. Оно осуществляется посредством идеологических конструкций, безусловно имеющих в своей основе эти процессы, но связанных с ними весьма опосредованно.

Так, действия Запада по сохранению своего господствующего положения в мире всегда идеологически обеспечивались представлениями об исключительности западной цивилизации и ее цивилизаторской миссии. Цивилизационное высокомерие и достаточно неблаговидные (по сути, расистские) действия по эксплуатации всего остального населения земного шара оправдывались миссионерской деятельностью, стремлением облагодетельствовать «отсталые народы» так называемыми «западными ценностями». А сегодня Соединенные Штаты в своих взаимоотношениях с остальным миром идеологически опираются на уверенность в своей исключительности. Она как бы дает им право осуществлять «цивилизаторскую миссию» по отношению к «развивающимся (т.е. пока недоразвитым) странам», насаждая (любыми путями – как посредством культурной экспансии, так и силовыми методами) западное понимание «демократии», «прав человека» и т.п.

Советский Союз в своем вынужденном противостоянии Западу имел мощную идеологическую основу, по идее базировавшуюся на научных положениях марксизма. Разумеется, на самом деле последние были весьма основательно модифицированы интересами господствующей социальной группы советского общества – номенклатуры, но достаточно долго опирались на вполне приемлемые идеологемы – начиная от лозунга «свободы, равенства и братства» еще времен Великой французской революции, и кончая «дружбой народов», «пролетарским интернационализмом», «социальной справедливостью» и перспективой построения бесклассового общества. И эта идеология успешно работала – вплоть до того времени, когда в нее в процессе трансформаций начали вноситься совсем уж дебильные положения, вроде «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». Сама номенклатура к тому времени, естественно, совершенно не верила в ею же насаждаемую идеологию, и стремилась совсем к другому, что и вызвало катастрофические для всей евразийской цивилизации процессы «перестройки». В том числе и в области идеологии.

Поначалу крушение советской идеологии по сути дела привело к идеологическому вакууму. Попытки внедрения западных идеологем не давали всходов на евразийской почве как вследствие существенно отличного менталитета, вызванного своеобразием прошлых исторических процессов, так и создавшегося положения в международном разделении труда. В результате на евразийском пространстве цельную идеологию заменила пестрая мешанина различных «измов» (среди которых выделялась «либеральная демократия»). Но поскольку осколки Советского Союза фактически приобрели колониальный статус, то это, в общем-то, и не имело особого значения. Однако, тем не менее, господствующие социальные группы, фактически являющиеся компрадорскими образованиями, вынуждены были хотя бы для внутреннего употребления создавать некое подобие идеологии. При отсутствии позитивных ориентиров оно неизбежно приобретало негативистский характер (в частности, через отрицание советского прошлого).

Особенно явственно это проявилось на Украине. Главная особенность заключалась в том, что на Украине обычная для государств с колониальным статусом «олигархия» (т.е. крупная буржуазия, выводящая доходы из страны пребывания на Запад) развивалась одновременно с украинским национализмом. Вообще-то национализм – достаточно обыденное явление применительно к «постсоветским» государствам, но на Украине его негативная роль существенно усугубилась цивилизационными проблемами. Дело в том, что западная часть Украины (прежде всего Галиция) на протяжении веков была отделена от материнской евразийской цивилизации, и под воздействием политических, культурных, конфессиональных и других факторов существенно изменилась. Хотя она и не стала органичной частью цивилизации западноевропейской, но и от евразийской отошла весьма существенно. Именно националисты с Западной Украины и стали проводниками радикального украинского национализма. На протяжении веков занимая подчиненное положение (сверху политически австрийцы, а в культурном отношении – поляки), русины (позже поименованные украинцами), ощущали свою униженность. А тут вдруг вроде бы прорезалась перспектива наконец-то «запанувати у своїй сторонці». Причем этой «сторонкой» они – совершенно необоснованно – считали всю Украину, над которой и спешили «запанувати», внешне шулерски выдавая свои цивилизационные интересы за национальные, ломая через колено всех остальных. Но, как говорит украинская пословица: «Не дай, боже, з Івана пана!»...

Именно так называемые «западенцы» и стали (еще с австрийской подачи) творцами некоей «идеологии украинства». Своеобразие этой идеологии заключается в полном отсутствии позитивных целей и задач – кроме, конечно, своего собственного «панування». Но для того, чтобы «панувати», следовало отсечь «свой кусок» – Украину – от общей евразийской цивилизации, причем не только политически, но и – что еще важнее! – идеологически. Для достижения же последней цели было невозможно опереться на наличную ментальность народа, поскольку практически по всей (кроме западной части) территории Украина в этом мало отличалась от остального евразийского пространства. Вот здесь-то и было поставлено во главу угла негативистское определение: «Украина не Россия», которое стало основой негативистской идеологии радикального украинского национализма.

В этом же оказалась и область совпадения интересов украинских националистов и украинской (по региональной принадлежности, но отнюдь не по этническому признаку) «олигархии», опасающейся российских «коллег». Безусловно, данные опасения были небезосновательными: присосавшаяся к гораздо более крупной, обладающей несравненно большими материальными ресурсами России, российская олигархия, несомненно, могла составить серьезную конкуренцию олигархии местной как в ограблении Украины, так и в вывозе ее ресурсов на Запад.

В результате на базе совпадающих интересов образовалась некая уния: националисты идеологически способствовали сепарации Украины от евразийского цивилизационного пространства (с вполне идиотским лозунгом: «Україна – це Європа!»), а представляющие интересы Запада «украинские» олигархи обеспечивали некую «крышу» (в том числе идеологическую) со стороны последнего. Вот такая-то националистически-олигархическая идеология, базирующаяся на чисто негативистских посылках, и стала на Украине господствующей государственной идеологией, деструктивность которой закономерно привела к общеизвестным последствиям.

Но, как отмечалось, идеологически сепаратизм и национализм являлись достаточно типичными для «постсоветского пространства». Кажется, лишь мудрый Назарбаев в свое время не поддался искушениям националистической истерии. В России также в принципе ситуация была достаточно схожей. Ельцинская неуемная жажда власти привела к тому, что Российская Федерация первой провозгласила свою «независимость» (от кого?!), а потом к Беловежскому сговору. Точно так же «внезапно» возникшие олигархи принялись грабить страну, старательно перекачивая народное достояние все туда же – на Запад. Что, кстати, вызывало и внутренние конфликты. Но России повезло больше, ибо у нее активизировалось два важных фактора, изменивших ситуацию и затормозивших ее «развитие» по тому же гибельному сценарию: принадлежность всей территории к евразийскому пространству и Путин. (Об обоих сказано вполне достаточно, повторяться не будем).

Затормозить-то деградацию они затормозили, но не остановили ее полностью. Одна из причин – отсутствие внятной идеологии, на которую могли бы опираться люди, стремящиеся восстановить независимость страны, вывести ее из статуса полуколонии Запада. Разумеется, такая задача с определенной точки зрения уже сама по себе вполне может считаться идеологическим фактором, но он, имея важное общественное значение, носит достаточно абстрактный характер по отношению к конкретному индивиду. Общественная жизнь сложна, сложно и отражающее ее общественное сознание, и «голая» идея независимости не может его целиком заполнить, сделать идеологию всеобъемлющей – примерно так, как обстояло дело с идеологией сначала в царской России, а затем в Советском Союзе.

В царской России в основе лежала вполне внятная идеологема, выражавшаяся как «православие, самодержавие, народность». Она по-своему достаточно точно отражала основные условия существования феодальной империи, но с постепенным изживанием феодальных порядков потеряла свое значение, что и привело к существенному сдвигу в общественных представлениях в начале ХХ века. Однако потуги заменить обветшавшую идеологическую основу  «либеральной демократией» – вследствие опять все того же полуколониального статуса страны – оказались тщетными. Господствующее положение в дальнейшем заняла идеология коммунистическая (социалистическая). Ей мы в значительной степени обязаны колоссальными достижениями Советской страны во всех областях общественной жизни. Но постепенная ее деформация, отражавшая постепенное же «обуржуазивание» номенклатуры, лишила социалистическую идеологию жизненной силы, что существенно способствовало кризису социализма и распаду Союза (если в известном смысле не предопределило их). Ну, и как отмечалось, наступил идеологический вакуум.

Подъем национально-освободительного движения вызвал все усиливающиеся попытки его идеологического обоснования. Но на результаты этих попыток влияют не только цивилизационные факторы (которые, повторим, в этом отношении сегодня являются ведущими), но и факторы формационные. Стремление «построить капитализм» привело к тому, к чему оно только и могло привести, т.е. не к витринно-западному, но к «зависимому» капитализму «недоразвитых стран» с непременной данью странам «цивилизованным». А внутри страны «зависимый капитализм» характеризуется просто-таки неприличным имущественным расслоением, политическим господством компрадоров, культурной экспансией западной «метрополии» и т.п. Строить на такой основе какую-либо идеологию, кроме как – в противовес ей! – опять же социалистической, бесполезное занятие.

Но социалистическая идеология была сначала дискредитирована действиями «поздней» номенклатуры, а затем оболгана и низведена к примитивным формам, свойственным уже не ей самой как таковой, а ее «чучелу», сварганенному злобными и невежественными «либерально-демократическими» номенклатурно-компрадорскими идеологическими таксидермистами. Коммунистическая (социалистическая) идея, конечно, бессмертна. Но в виде такого жупела ни к чему другому, кроме как стать объектом низкопробных издёвок, она оказалась уже непригодной. И идеологи освобождения в поисках панацеи обратились к более отдаленному прошлому: к так называемым «консервативным ценностям» и … к православию.

Против «консервативных ценностей» в понимании таких идеологов, т.е. ценностей семейных, выработанных веками бытовых нравственных устоев, общинных традиций (ранее послуживших основой советского коллективизма), национальной и конфессиональной терпимости, трудолюбия и т.п. по сути возразить нечего. Разве только то, что упор на «консерватизм» как бы по определению ставит под вопрос дальнейшее развитие. Но что делает «консервативные ценности» малопригодными для идеологического обеспечения достижения независимости, а там более для дальнейшего социального прогресса, так это весьма настойчиво декларируемая связь с православием.

Понятно, что последнее явление связано с так называемым «возрождением религии», которое и пытаются использовать «в благих целях». Да только это попытка с негодными средствами. Проблема в общественной функции религии, состоящей, в частности, также в удовлетворении общественных потребностей человека в неблагоприятных социальных условиях. Большую часть своего пути эгалитарное человечество прошло без религии. Религия возникает с появлением социального неравенства, кроме всего прочего усложнившего для большинства удовлетворение общественных потребностей (прежде всего в общении и самоутверждении). Социальное разобщение достигает максимума в феодальном обществе, в котором компенсирующая роль религии (главным образом монотеистической) делает ее основой идеологии. А еще и основой самоидентификации народа (как на Руси во времена Сергия Радонежского, а на Украине – Богдана Хмельницкого).

Но феодальным обществом эта социальная роль религии и исчерпывается. Уже капитализм, обобществляя производство, определенным образом преодолевает социальное разобщение, по мере чего формируется новая (буржуазная) идеология. Поначалу она, как справедливо отмечал Энгельс, также имеет религиозную форму – протестантизм. Сейчас капитализм достиг своей высшей стадии, и религиозная форма, ставшая излишней, интенсивно изживается (хотя еще далеко не изжита). У нас же произошел «откат», причем, как сказано выше, даже не в капитализм в его западной составляющей («надводной части» капиталистического «айсберга»). Мы «откатились» в ту его составляющую – «подводную часть», – которая обеспечивает капитализму «плавучесть», т.е. в эксплуатируемую часть мира с множеством рудиментов феодализма (что относится и к религии). Став фактической колонией, «откатились» экономически и политически, а соответственно и идеологически. Отсюда и «возрождение» религии. «Откат» массово вызвал чувство бессилия, растерянность и стремление хотя бы психологически «укрыться» от «новой жизни». В ход идут «вещизм», «попсовое» искусство, алкоголь, наркотические вещества и т.п. Ну и, прежде всего, отработанное и привычное «обезболивающее» средство (по Марксу – «опиум народа») – религия.

Однако эти же средства используются и компрадорской буржуазией для укрепления своего господства. Разумеется, относительного, ибо компрадоры всегда – только своего рода представители колониальной администрации. А сегодня они уже полностью превратились в западных (прежде всего, американских) марионеток. Что, кстати, в частности приводит также к засилию западных сект, достаточно часто вытесняющих традиционное православие, усугубляя ситуацию с религией.

Разумеется, в наше время религия объективно реакционна во всех своих формах, но мы живем в цивилизации, формирование которой в свое время в значительной мере базировалось на идеологических основах православия. Со временем, правда, не столько наша цивилизация приспособилась к православию, сколько православие к цивилизации, модифицируясь применительно к ее историческому и социальному опыту, что и определяло его значение в прошлом. Да и сегодня, когда в Киеве иерархи Украинской православной церкви демонстративно не встали при торжественном зачитывании списка карателей, возведенных в «герои Украины», – это был поступок, и их за него сейчас травят «свідомі». Поэтому каноническое православие, может быть, и заслуживает несколько особого отношения. Но не в такой же степени, чтобы служить основанием для современной идеологии освобождения, а тем более – последующего социального развития.

Конечно, ситуация с религией (в том числе православной) намного сложнее, чем сказано выше. Да и последняя сегодня уже совсем не та, что была до Октябрьской революции. Советская власть практически сломала ей хребет. Если раньше религия пронизывала всю общественную жизнь, то сегодня, несмотря на все усилия (хочется думать, искренние) клерикалов, и иезуитские потуги тех, кто старается использовать ее в своих корыстных целях, религия остается явлением маргинальным. Людей, которых можно было бы назвать истинно верующими (клерикалы называют их воцерковленными), сравнительно немного. Для подавляющего же большинства, несмотря на усиленный «охмуреж», религия остается чем-то второстепенным.

Да и существенное снижение в последнюю четверть века интеллектуального уровня в нашем обществе привело ведь к «возрождению» не столько религии, сколько своего рода мистицизма: «а может быть, что-то такое там все же есть…». Верят-то ведь не только в бога, но и в колдовство, телепатию, астрологию, экстрасенсов, нечистую силу… С освобождением от колониальной зависимости и неизбежным подъемом интеллектуального уровня вся эта средневековая шелуха слетит – на дворе-то все же ХХІ век.

А что касается самой религии, то научной критики (которая, впрочем, сегодня находится под негласным, но плотным «табу») она не выдерживает. Здесь остается одно – «верую, ибо нелепо». Вот, скажем, печальная картинка: министр обороны РФ осеняет себя крестным знамением перед тем, как принять парад Победы, одержанной при «безбожным режиме». Такой вот когнитивный диссонанс. Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно… При этаких «раздвоениях личности», да еще и на зыбкой религиозной почве идеологию освобождения, а тем более развития не возведешь.

Не возведешь ее и на основе «консервативных ценностей». Они действенны только как некий суррогат объединительной идеологии в условиях мощного внешнего давления. Опора на них может иметь смысл только при стремлении ликвидировать полуколониальный статус, т.е. в основном носит цивилизационный характер, отражая стремление вырваться из-под гнета Запада. Но она никак не устраняет противоречий формационного характера – свойственных капитализму эксплуатации и социального неравенства, которые при цивилизационном освобождении только выпятят и интенсифицируют внутренние противоречия. Но главное, что если уклад остается капиталистическим, евразийская цивилизация не может и полностью освободиться от колониальной зависимости. По И. Валлерстайну в рамках мировой капиталистической общественной системы может быть только «ядро» и работающая на него «периферия» (в крайнем случае, «полупериферия») – третьего варианта не существует. Как мы видели, сама «конструкция» капитализма в принципе предполагает только два статуса: либо в «надводной» (господствующей) части капиталистического «айсберга» (туда попасть уже невозможно, «плавучести» не хватит), либо в «подводной». 

Так что не остается ничего другого, кроме возвращения к всячески охаянной и осмеянной коммунистической идее. А сделать это не просто, поскольку, во-первых, от столь основательной дискредитации «отряхнуться» не так-то легко, а во-вторых, этого просто некому делать. О том, чтобы найти поддержку социализму у сегодняшней денежной «элиты» или у власть имущих, смешно и говорить. На что уж президент Путин – так много делает для цивилизационного освобождения, но как только дело хоть каким-то образом касается формационных проблем, его как подменяют: прям таки либерал либералом. Оно и понятно: на кого же ему сегодня опираться? Ведь и всякие «патриотические» партии открещиваются от социалистических идей как черт от ладана, а то и вообще полагают, что главное – государство, а формационные проблемы  – дело второстепенное, как-то там оно будет.

Так что сегодня нет организованной силы, которая обеспечила бы теоретическую разработку и эффективную пропаганду коммунистической (социалистической) идеи. Конечно, существует много (пожалуй, даже с избытком) организаций (партий), именующих себя коммунистическими. Им-то, казалось бы, и карты в руки, ан нет, толку от них практически никакого; скорее, наоборот. Уже к 1991 году у нас партия, считавшаяся коммунистической, практически полностью развалилась, а ее идеологи, раньше верно служившие партноменклатуре, скоропостижно прозрели, осознав всю «утопичность» марксизма, и переориентировались на новых кормильцев. Те же «верные марксисты-ленинцы», кто не «прозрел», продолжают исправно талдычить цитаты «из первоисточников», в свое время вдолбленные в их головы в высших партшколах. Их же не перейдеше. Невежество ужасающее: попытайтесь среди этих «марксистских теоретиков» отыскать такого, что добрался до третьего тома «Капитала» – сами убедитесь. Что уж тут говорить о развитии  теории…

И, тем не менее, социалистическую теорию развивать нужно – другого выхода нет. Жизнь уже достаточно давно ее требует. Сейчас же, с образованием республик Новороссии, вопрос становится уже и в практическую плоскость. Там люди пока плохо представляют, как по-новому организовать свое (прежде всего экономическое) существование, но того, что было, они точно постараются избежать. Ну, как убедить тех, кто отстаивает свободу с оружием в руках, опять признать над собой власть наживших непосильным трудом «заводы, газеты, пароходы» «эффективных собственников»? Начинают смутно пробиваться социалистические идеи. А такие настроения, естественно, не нравятся «элитам» не только на Украине, но и в России – «дурной»-то пример заразителен…

Разработка общей теории социализма – дело серьезное и сложное. Но без нее не обойтись ни при формировании новой идеологии, ни при выработке практических рекомендаций. Значит, этим нужно заниматься, причем заниматься коллективно, в теоретических дискуссиях и спорах о практических шагах. Но пока из этого ничего не получается. Вот личный пример. В свое время я был одним из организаторов журнала «Марксизм и современность» – как заместитель главного редактора. Надеялся, что именно этот журнал станет  трибуной для такого обсуждения. Не получилось – «верные марксисты-ленинцы» постепенно фактически превратили его в орган одной из российских «коммунистических» партий с привычным догматизмом и начетничеством. Другой пример. В 2004 году в Киеве состоялась Международная научная конференция «Научное наследие Маркса и современные социальные процессы», где я возглавлял Оргкомитет. Уже после конференции на проводимом мной теоретическом семинаре встретился с двумя товарищами из Компартии Украины. На вопрос, почему их не было на конференции, получил довольно интересный ответ: мы обратились в ЦК с вопросом, как быть, а нам ответили, что участвовать в этой конференции не рекомендуют. Вот так-то. Но, в общем-то, удивительного ничего здесь нет – все нынешние «компартии» чураются свободных дискуссий, как черт ладана.

Спрашивается – почему? Ведь вроде бы все признают, что именно в спорах рождается истина. Но истина-то им как раз и не нужна. Да, большинство рядовых членов этих организаций составляют люди, действительно преданные социалистической (коммунистической) идее. Но не очень-то ясно представляющие, в чем она сегодня должна состоять. А руководство, которое, казалось бы, и должно заботиться о прояснении данного вопроса, в этом как раз и не нуждается – им и так все ясно.

Я не говорю здесь о соглашателях, удобно встроившихся в нынешнюю систему в качестве «профессиональной оппозиции» – всяческие теоретические умствования им без надобности; максимум, на что их хватает, это на попытки «скрещивания» марксистских идей с нынешними буржуазными новациями, заигрывание с «патриотизмом», религией и т.п. Речь идет о тех, кто вполне искренне считает себя коммунистами и марксистами, и готовы бороться за социализм. Вопрос только в том, что они при этом имеют в виду. Определение того, против чего нужно бороться, не вызывает особых сложностей и разногласий. Куда сложнее (и неоднозначнее) оказывается то, за что бороться. А без его определения не обойтись. Ведь сколь бы неприемлемым ни было настоящее, мобилизовать людей на борьбу с ним можно, только представив им перспективу того будущего, которое должно наступить в результате борьбы.

Что же предлагают «верные марксисты-ленинцы»? А вернуться назад. Они хотят вернуться к социализму преимущественно в тех его формах, которые имели место раньше. При этом, разумеется, усилив его положительные стороны и ликвидировав недостатки. Но не учитывают, что общественный строй – не идеальный жених в понимании Агафьи Тихоновны (взять что-то от одного, добавив сколько-то от другого…), а некоторое целостное явление, «недостатки» которого суть продолжение «достоинств», и наоборот. А что делать, если других форм социализма представить себе они не могут.

Не говоря уж об использовании привычных идеологем, давно утративших смысл. Вот, например, Компартия Украины на выборы шла с лозунгом: «Вернуть власть трудящимся!». Что может дать такой лозунг (или, скажем, требование «диктатуры пролетариата» и т.п.), кроме негативной реакции? Это как  – «вернуть»? А когда же «трудовой народ» эту власть имел? Еще при Ленине, говоря его же словами, Советы превратились из «власти через трудящихся» во «власть для трудящихся». Конечно, для тех, кто мечтает и при будущем социализме возглавить «руководящую и направляющую силу», в качестве новой номенклатуры осуществляя «диктатуру пролетариата», этот и другие аналогичные лозунги органичны, но те самые «трудящиеся» нутром чуют подвох, и на них не «ведутся».

Наши люди устали от нынешнего олигархического беспредела, власти западных марионеток, обнищания, неуверенности в будущем и т.п. И все чаще ностальгически вспоминают о славном социалистическом прошлом. Но это не значит, что они готовы его вернуть. Признавая великие достижения социализма, они не забыли не только их, но и чувства униженности и бессилия перед давно превратившимися в особую касту «слугами народа», лжи и фарисейства официальной пропаганды, прославляющей бесправного «гегемона», «выборы без выбора» и другие прелести номенклатурного господства. И все это прикажете «вернуть»?! Как бы не так!

Потому и «не работает» идея возврата к социализму. Но ведь дело в том, что «возвращаться»-то нам – на путь социалистического развития, прерванного предательским переворотом 1991 года, а вовсе не к тому конкретному этапу социализма, который уже прошел. У нас было прекрасное и трагическое прошлое, но оно минуло безвозвратно. Социализм неизбежен, но на новом этапе своего развития. Однако как его достичь, не зная, что же это такое должно быть? Вот здесь и нужна теория. И не нужно, подобно социалистам-утопистам, чего-то изобретать, «из головы» конструируя те или иные конкретные формы будущего общества. Задача теоретиков – научный прогноз общества, неизбежно возникающего вследствие действия объективных законов общественного развития. Но законы-то объективные, а воплощают их в жизнь люди-субъекты. И чем лучше они их будут представлять, тем успешнее, быстрее и безболезненнее пойдет процесс. Вот тут и нужна теория, а ее пока нет. Но некоторые соображения относительно будущего общества все же вырисовываются.

В связи со сказанным, оставаясь убежденным сторонником коллективных исследований данного вопроса, в дальнейшем изложении вынужден буду все же опираться на собственные наработки. Лучше было бы, если бы они прошли «обкатку» в широкой дискуссии. Но, к сожалению, у «верных марксистов-ленинцев» господствует железный принцип: что верно, то не ново, а что ново, то неверно, ergo и обсуждать нечего; достаточно поманипулировать цитатами из классиков – вот и вся теория. Здесь, разумеется, не место эти наработки подробно излагать, – желающие могут посмотреть в Интернете (в частности, на сайте lagrif.org) мои книги «Общественный организм (введение в теоретическое обществоведение)», «Социализм. Некоторые вопросы теории», «Об эффективности коммунистической пропаганды», «Капитал» и капитализм» и др. Но основные положения – хотя бы в кратком и упрощенном виде – изложить придется, ибо представленные далее практические предложения именно на них и опираются.

Первый вопрос, естественно возникающий, когда дело касается социализма, – а что это, собственно, такое? Наши «верные марксисты-ленинцы» до сих пор даже окончательно не решили, был ли он у нас вообще. Но вот что это такое – знают точно: Маркс сказал – первая фаза коммунизма – значит точка. Только вот незадача: их же учили, что формации отличаются характером собственности на средства производства. Ну, при капитализме частная, при коммунизме – общественная, ясно; а как быть с социализмом? Сколько они всяких ее видов для него понавыдумывали: и все та же общественная, и общенародная, и госкапиталистическая, и бюрократическая, и даже феодальная… И невдомек им, что сама постановка вопроса неверна.

Чтобы прийти к правильной постановке вопроса, нужно за внешними проявлениями постараться увидеть суть явления. А это не всегда просто. Вот, к примеру, вы смотрите на экран телевизора. Известно, что он светится благодаря множеству ярких точек на нем. Ну и, вроде, если точки красные – экран красный, если белые – белый и т.п. Так ведь ничего ж подобного. Ни красных, ни белых светящихся точек там не бывает, а имеются точки трех типов: пурпурные, зеленые и синие. Соответственно и красного или белого цвета фактически тоже нет – он только таковым нами воспринимается (!). А светятся только все те же три типа точек, только по-разному, создавая для нас видимость (!) того или иного цвета. То же и с собственностью. Вот только принять такой взгляд здесь намного сложнее, и он сразу же вызывает отторжение. А без него понять проблему собственности при социализме попросту невозможно. Потому попробуем все же его изложить и хотя бы вкратце обосновать.

Начнем с частной и общественной собственности. При частной владеет, распоряжается и пользуется средствами производства отдельный индивид (или их локальная группа с четко зафиксированными отношениями между ее членами). При общественной и владеет, и распоряжается, и пользуется средствами производства общество как целое (посредством тех или иных образованных им институтов). Иными словами, в первом случае отдельные члены общества имеют к средствам производства разное отношение, во втором – одинаковое. Либо так, либо этак. Третьего вида собственности с пересечением в ее субъекте всех трех видов отношений к данному объекту в принципе быть не может. Маркс ведь пояснял, что собственность – это не отношение человека к вещи, а отношение между людьми по поводу вещи. И будучи антагонистическими психологическими феноменами, сосуществовать одновременно в одной голове (если, конечно, это не голова шизофреника) они также не могут. Но как капитализм с исторической неизбежностью сменится коммунизмом, так и общественная собственность неизбежно сменит частную. Тем более, что такая смена (только в обратном порядке) уже происходила. Но как? Ведь этот акт с одной стороны как фундаментальный и весьма сложный не может быть однократным, а с другой стороны вследствие несовместимости частной и общественной собственности он не может и происходить во времени. Тупик.

Это если воспринимать собственность как целостный феномен – ну, как белый цвет экрана, где для превращения его в красный вроде следовало бы заменить все точки на точки другого цвета. И совсем иначе выглядит проблема, если воспринимать собственность как некий «составной» феномен, существующий только в том виде, в котором истинной реальностью являются три упомянутых отношения между людьми по поводу средств производства: владение, распоряжение, пользование. Тогда их разнообразие по субъектам и объектам делает возможным целый спектр отношений собственности, соответственно совокупно определяющих достаточно сильно различающиеся экономические уклады, в том числе и сосуществующие между собой. Что и имеет место в переходные периоды между двумя фундаментальными (целостными) отношениями собственности на средства производства.

В связи с этим общеизвестная марксистская «пятичленка» (первобытность, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм, коммунизм) должна быть дополнена двумя переходными периодами – периодом общины при переходе от общественной собственности к частной, и социализмом при переходе от частной собственности к общественной. Схематически это изображено на рисунке. Период общины (обычно у нас относимый к позднепервобытному и раннеклассовому) как раз и отличался таким (расщепленным) отношением собственности, когда сначала пользование, затем распоряжение и, наконец, владение переходили от тех или иных общественных образований в частную форму. Здесь не место углубляться в данный вопрос, но специалистам, занимающимся указанным периодом, хорошо известно имевшееся тогда огромное разнообразие форм собственности.

Что касается социализма, то такого рода переход (но в обратном порядке) можно продемонстрировать на примере трансформации советского общественного уклада, начало которому положила Великая Октябрьская социалистическая революция. Создавшиеся в начале ХХ века в Российской империи условия дали возможность пролетариату под руководством революционной партии совершить общественный переворот и произвести «экспроприацию экспроприаторов». Какой же общественный уклад, какие производственные отношения при этом установились – если рассматривать их с изложенных выше позиций?

Когда при победе социалистической революции на первом этапе развития социализма государственную власть под руководством партии берет рабочий класс, пролетариат, то, по Энгельсу, «первый акт, в котором государство выступает действительно как представитель всего общества – взятие во владение средств производства от имени общества». При этом, как считал Ленин, «все граждане превращаются здесь в служащих по найму у государства, которым являются вооруженные рабочие». С ликвидацией эксплуататорских классов изменился также характер пользования средствами производства: социалистическая собственность, обращенная, по словам Ленина, «на пользу всего народа», в конечном счете и использовалась пролетариатом как целым для обеспечения средств к жизни населения страны.

Что же касается распоряжения, то в то время оно носит локальный, раздробленный характер. Осуществлялось оно через органы самоуправления – Советы, еще не отражая общих интересов пролетариата как целого, а только его отдельных трудовых коллективов, которые, по выражению Ленина, «в наследство от капитализма... получили неумение, непривычку к общей солидарной работе».

Когда на первый план постепенно стали выходить конструктивные задачи, главным препятствием их решению стал синдикализм в пролетарской среде.  Оказалось, что буржуазная идеология живуча и до победы новых общественно-экономических отношений воспроизводится, в том числе и в среде рабочего класса, что отсутствие соответствующих общественно-экономических отношений во всем объеме не позволяет рассчитывать на самоорганизацию рабочего класса в процессе производства, что для этого нужен специальный аппарат, и что «жить без этого аппарата мы не можем, всякие отрасли управления создают потребность в таком аппарате». И тогда уже не весь пролетариат как масса (как предполагалось теорией), а только некий «авангард пролетариата взял в свои руки строительство власти» (Ленин).

Итак, с победой социалистической революции возникает ситуация, когда в развитии общества образуется как бы потенциальный барьер, который, по словам Ленина, создают «старые предрассудки, приковывающие рабочего к старому миру», и когда, следовательно, общественно-экономические преобразования в значительной мере должны осуществляться против действия социально-психологического фактора. В этих условиях именно политическая власть, диктатура «революционного авангарда», исповедующего социалистическую идеологию, могла вывести общество в ту точку социально-экономического развития, начиная с которой социалистическое сознание в массах вырабатывалось бы автоматически, опираясь на наличные социалистические общественно-экономические отношения. То есть объективная логика движения требовала изменения общественных отношений, перехода к новому этапу развития социализма.

Это был первый кризис социализма, закономерно вызванный объективной необходимостью смены его этапов в соответствии со сменой задач – от разрушения старого к созиданию нового, первая «узловая точка» развития. Качественно новый (второй) этап социализма наступил в начале двадцатых годов. Объективная логика развития настоятельно потребовала, независимо от каких бы то ни было предшествующих соображений, перехода власти от «вооруженных рабочих» к «руководящим центрам» партии. Переход этот оказался чрезвычайно болезненным, ибо новые задачи требовали соответствующей смены ориентиров, а это исключительно трудно для активных участников процесса, а для кого-то и вообще невозможно. И только благодаря гению Ленина, практически интуитивно определявшего требуемое направление развития, его воле и авторитету удалось выйти из кризиса с относительно небольшими потерями.

На втором этапе развития социализма, при сохранении и углублении его коллективистского характера, весьма существенно изменились его основные социально-экономические характеристики, прежде всего отношения собственности на основные средства производства. Эти отношения остались, конечно, расщепленными по владению, распоряжению и пользованию, но произошла частичная смена их субъектов. Что касается владения, на данном этапе развития социализма собственность так и осталась государственной, хотя изменился характер государства – государственная власть от «вооруженных рабочих» (диктатура пролетариата) перешла к «руководящим центрам». А вследствие постепенного повышения социальной однородности советского общества укреплялся общенародный характер пользования.

Иначе обстояло дело с распоряжением. Организация производства, объективно направленная на дальнейшее развитие социализма, в условиях еще не полностью сформировавшейся социалистической идеологии возможна была только посредством диктатуры сравнительно узкой, сплоченной и дисциплинированной группы функционеров. Эта социальная группа и взяла на себя в своей совокупности распоряжение социалистической собственностью, средствами производства. Нет, она не превратилась в класс в обычном понимании, поскольку могла только лишь распоряжаться собственностью на средства производства, но именно благодаря последнему обстоятельству стала господствующей стратой социалистического общества, «отвечающей» за материальные условия производства. Другой стратой этого времени, «отвечающий» за личностный фактор производства, стали те, кого мы привыкли называть трудящихся (рабочие, крестьяне, техническая интеллигенция).

Такой общественный уклад обеспечил высокую эффективность экономического и культурного развития страны. На начальном этапе интересы господствующей социальной группы (номенклатуры) совпадали с коренными, глубинными интересами большинства народа, поскольку социализм коренным образом изменил к лучшему его положение. Поэтому они получали все более широкую поддержку, обеспечив стране не только независимое развитие, но и темпы этого развития, невиданные в истории.

Формирование в нашей стране социалистических общественно-экономических отношений, соответствующих данному этапу социализма, в котором важнейшую, ничем не заменимую роль сыграл «номенклатурный класс», было практически завершено ко второй половине тридцатых годов. Оформились условия спонтанного генерирования социалистического сознания. Следствием этого явилась возможность (и необходимость!) дальнейшего развития социализма уже на основе объективно действующих внутренних законов. Но тем самым изживала себя как исторически необходимая общественная сила социальная группа, в интересах построения социализма распоряжающаяся социалистической собственностью на средства производства. Дальнейшее «внедрение» социализма с непосредственной опорой на политическую власть не только потеряло смысл, но стало тормозом общественного развития.

Таким образом, победой социализма в нашей стране «номенклатурный класс», обеспечивший эту победу в качестве основной движущей силы, как общественное явление был обречен на исчезновение. Но никогда ни одна господствующая социальная группа в истории не могла безропотно принять такую перспективу. То, что произошло в конце тридцатых годов в политической жизни страны, и было реакцией на веления истории данной социальной группы, расколовшейся на тех, кто остался верен идее социализма, и тех, кто во главу угла поставил групповые интересы номенклатуры. Именно последние начали все в большей степени влиять на экономические и социальные процессы в Советском Союзе. А они все больше расходились с интересами большинства народа. Дальнейшее социалистическое развитие затормозилось, что вызывало отрицательную реакцию трудящихся.

Сейчас трудно себе представить, да и вряд ли стоит гадать, к чему привело бы дальнейшее развитие указанных тенденций, однако внутренние процессы в нашей стране были существенно модифицированы войной и послевоенным восстановительным периодом. Все это притупило остроту «болезни», а в послевоенный период она в основном перешла в хроническую форму. Темпы роста замедлились. Социализм объективно оказался не в состоянии дальше существовать в условиях того же этапа. Реформы, как всегда в таких случаях, ничего не решают – необходимы были революционные преобразования, которые привели бы к изменению формы собственности на средства производства и, как следствие, – к новой социальной организации, к новому – высшему – этапу развития социализма, уже без номенклатуры.

Перемены объективно стали неизбежными. Но субъективно номенклатура как господствующая социальная группа никак не могла смириться с необходимостью ее «ликвидации как класса». И приняла соответствующие меры. Организованной политической силы, способной обеспечить переход к новому этапу социализма, не оказалось. Зато в наличии были те, которых социализм устраивать перестал. За идеологией дело не стало: подмогнули «диссиденты» и западные радетели демократии. Грянула «перестройка», а с нею катастрофа и для социализма, и для Страны Советов. И для ее трудящихся, у которых частью насильственно, частью обманом отняли предшествующие завоевания социализма. И вот теперь перед ними стоит задача вернуться на путь социалистического развития, но уже на его новом – третьем и последнем – этапе. Раньше или позже это неизбежно произойдет – никакой «зигзаг» истории не может отменить поступательного общественного развития. Что же собой будет представлять этот новый этап социализма?

Когда номенклатурная система оказалась совершенно необходимой для выживания, а потом и развития социализма, именно Ленин был тем, кто положил все свое огромное влияние и заслуженный авторитет на ее формирование. Но еще сам же Ленин в общих чертах предвидел наступление такого момента, когда от номенклатурного господства придется снова, уже на более высоком уровне социализма, переходить к самоорганизации трудящихся масс (тут, как и в любом развитии, «железно» действует гегелевская «триада»: тезис, антитезис, синтез). И, несмотря на все сложности, сумел отразить свое видение в так называемом «политическом завещании». Для этого ему пришлось выработать «новый взгляд на социализм».

Будучи ортодоксальным марксистом, Ленин, как и Маркс с Энгельсом, считал, что при социализме государство становится «единой фабрикой». А вот в статье «О кооперации» он впервые (!) в марксистской литературе рассматривает социализм не как «единую фабрику», а как «строй кооператоров», т.е. как систему самоуправляющихся коллективов, базирующихся на государственной собственности на средства производства. (Обратим внимание на то, что при этом Ленин крайне отрицательно относился к «буржуазным кооперативам», члены которых имеют в них свои отдельные паи). Это великое предвидение не получило дальнейшего развития, ибо прямо противоречило интересам номенклатуры как господствующей группы. Но сегодня, видимо, как раз на него следует опереть научное прогнозирование будущего этапа социализма (которое, в свою очередь, в целом должно бы опираться на пока не существующую общую теорию социализма).

Для марксиста бесспорно, что наше будущее – это социалистический путь развития с коммунизмом в качестве конечной перспективы. Но даже гипотетическое пока понятие коммунизма сегодня нуждается в уточнении, а тем более это касается социализма, реальные черты которого, как мы могли и можем убедиться, различаются не только в его различных цивилизационных модификациях (яркий пример – особый характер развития социалистического Китая), но и достаточно сильно трансформируются в историческом разрезе.

Самой  характерной  особенностью «нашего» грядущего социализма будет его существенная демократизация с усилением экономической роли трудовых коллективов при одновременном сохранении и укреплении экономической и социальной целостности общества – в их диалектическом единстве. Пользование средствами производства благодаря государственному владению ими будет носить общенародный характер – но через посредство трудовых коллективов. Именно трудовой коллектив станет центральным элементом производственных отношений – через демократически (непременно без участия администрации) сформированный совет трудового коллектива. Только трудовой коллектив предприятия – без какого-либо внешнего принуждения – будет выбирать направление хозяйственной деятельности и, являясь ее полноправным субъектом, полностью отвечать также за ее результаты

Предприятия через советы трудовых коллективов будут самостоятельно определять также способ использования хозрасчетного дохода, и столь же самостоятельно подразделять его на фонд заработной платы, фонд социального развития, фонд развития производства и другие нужды. Самостоятельно будут устанавливать систему оплаты, разных форм материального и другого поощрения. Другими словами, совет будет полноправно распоряжаться средствами производства. Непосредственное же управление производством как технологическим и экономическим процессом будет осуществляться профессиональной администрацией, нанимаемой и увольняемой (!) советом трудового коллектива, и подконтрольной ему.

А вот владеть средствами производства социалистическое предприятие не сможет. Не может быть и речи не только о «паях», но даже и о какой-либо «коллективной собственности», неизбежно приводящей к развитию «группового эгоизма» и разрушающей единый народнохозяйственный комплекс. Владеть всеми средствами производства может только социалистическое государство через систему Советов. Предприятие же будет лишь «арендовать» средства производства у соответствующего Совета, выплачивая ему за пользование ими определенную ренту. Вот такой «строй цивилизованных кооператоров при общественной собственности на средства производства... – это и есть строй социализма» (Ленин), точнее, его предстоящего этапа.

В результате будет ликвидировано, наконец, отчуждение работника от средств производства. Рабочая сила окончательно потеряет статус товара, ибо работнику, ставшему членом самостоятельного производственного коллектива, просто некому будет ее продавать – не себе же самому. Не сможет он также совместно с другими членами этого коллектива покупать рабочую силу другого работника, ибо не они владеют условиями ее применения (средствами производства), а социалистическое общенародное государство.

Ни от чего другого, кроме трудового вклада, не будет зависеть вознаграждение работника, причем его характер и уровень будет определять сам трудовой коллектив. Успех же всего трудового коллектива будет зависеть от того, насколько реализуются способности и возможности каждого работника, и коллектив, следовательно, будет заинтересован в создании условий для их максимального раскрытия. Поэтому принцип социализма – от каждого по способностям, каждому по труду – будет реализован с максимальной полнотой. Сегодня даже трудно себе представить тот колоссальный рост производительности труда, к которому неизбежно приведет такая организация производства.

Итак, максимальная самостоятельность предприятий, трудовые коллективы которых распоряжаются средствами производства, при интегрирующей роли являющегося их владельцем социалистического государства в лице Советов – вот основа производственных отношений предстоящего этапа социализма. И никакой номенклатуры, никаких «слуг народа», присвоивших себе право от имени народа распоряжаться средствами производства! А со временем на данной основе возникнет возможность перехода, наконец, полностью к целостной общественной собственности на средства производства – т.е. к коммунистической организации общества.

Ясно, что обеспечить на данном этапе социализма нормальное развитие производства и рост благосостояния людей можно, только создав соответствующие политические условия. Одним из наиболее важных из них является полновластие Советов. Наконец-то будет воплощен в жизнь лозунг времен революции «Вся власть Советам!» Именно вся, без какого-либо «разделения властей», ибо если Советы являются органами самоуправления народа, то с кем последний должен разделять свою власть? Парламентаризм как политическая система является воплощением буржуазной демократии (политическое влияние пропорционально капиталу) и обеспечивает необходимые условия только для капитализма, для фактического полновластия буржуазии. С целью согласования интересов различных ее групп и изобретен принцип разделения властей, что не требуется для истинного народовластия.

Но чтобы Советы опять как когда-то стали «органами управления через трудящихся», необходимо вернуться к ленинским же принципам их формирования и функционирования. С опорой на непосредственно избираемые низовые (районные) Советы как основу Советской власти и формирование высших уровней (вплоть до общегосударственного) на съездах Советов выборами непрямыми (ведь результаты прямых выборов всегда и неизбежно будут определять те, кто имеет власть, т.е. политическую или экономическую возможность манипулировать избирателями). Ну и, конечно, обязательно должна существовать реальная возможность отзыва избирателями любого избранного функционера с любого уровня.

Для подлинного полновластия кроме политической Советы должны располагать также экономической властью, которую им обеспечит владение всеми средствами производства. Она позволит наиболее рационально размещать и профилировать вновь создаваемые производственные предприятия, через инвестиционную политику, кредиты, госзаказ, уровень ренты, индикативное планирование воздействовать на субъекты производства – социалистические предприятия. Это даст возможность согласования деятельности социалистических предприятий между собой и с общественными интересами без ущемления при этом самостоятельности трудовых коллективов в распоряжении средствами производства своих предприятий в заданных Советской властью условиях.

Более детально конкретные предложения по организации советских предприятий и советской власти были мною изложены в дополнении к статье «Развитие отношений собственности при социализме», опубликованной еще в 1995 г. в самом первом номере упомянутого выше журнала «Марксизм и современность». По-видимому, двадцать лет, прошедших с той поры, требуют внесения в них некоторых коррективов, но в основном моя точка зрения не изменилась.

Однако я по-прежнему полагаю, что только широкое коллективное обсуждение данных вопросов способно обеспечить как развитие общей теории социализма, так и разработку эффективных практических рекомендаций применительно к его очередному – высшему! – этапу. И, соответственно, послужить основой для идеологии, которая направляла бы и организовывала действия тех, кто считает необходимым и неизбежным наш возврат на путь социалистического развития, сплачивала их и генерировала импульсы к борьбе. Так давайте же возможно быстрее и интенсивнее начнем, наконец, обсуждать эти вопросы, обсуждать в рамках марксистской теории, но не смущаясь тем, что в некоторые ее положения придется внести весьма существенные коррективы, поскольку «ни в одной области не может происходить развитие, не отрицающее своих прежних форм существования» (Маркс).

Теория, разработанная классиками марксизма, прекрасно «работала» в свое время и в тех условиях, но со времени ее создания прошло более полутора сотен лет. Условия очень сильно изменились. А как считал сам Маркс, «всякую истину, …если ее распространить за пределы ее действительной применимости, можно довести до абсурда, и она неизбежно, при указанных условиях, превращается в абсурд». В беседе по вопросам политической экономии 29 января 1941 года И.В. Сталин говорил: «Если хотите на все искать ответов у Маркса, пропадете. Вы имеете такую лабораторию как СССР, который существует больше 20 лет, а думаете, что Маркс должен был знать больше вас о социализме. Не предусмотрел, видите ли, Маркс в «Критике Готской программы»! Надо самим головой работать, а не нанизывать цитаты. Новые факты есть, новая комбинация сил, извольте головой работать». Последуем же мудрому совету.

 

 

Гриффен Леонид Александрович

доктор технических наук,

профессор (исторические науки)

 

 

16.09.15

А.Т. Харчевников,

кандидат технических наук,

ст. Тихонова Пустынь, Калужская область

№ 25-2015

 

 

 

 

ИСТИНА АБСУРДА

В поисках путей развития идеологии социализма

 

Так или иначе, но несомненно, что современное состояние мирового сообщества есть наивысшая стадия его исторического восходящего развития по сложности. В публицистике образ современного мира иногда структурно уподобляют «айсбергу, надводную часть которого составляют так называемые цивилизованные страны во главе с США, а плавучесть всему сооружению в виде подводной его части обеспечивают остальные». Сторонники этого образа указывают на «недостаточность» социологической формационной теории марксизма в условиях современных реалий общественного развития человечества, а в научном восприятии мира апеллируют в теории к «цивилизационному строению человечества». При этом они утверждают, что «в конечном счете разделение труда (и, соответственно, социальная конфронтация) всё на той же капиталистической основе» стало международным и приняло именно «цивилизационную форму – западноевропейская цивилизация (включая США) против всех остальных».

На этой основе формируется следующая конспирологическая картина конфликтующего мира: «…наша евразийская цивилизация всегда, а особенно во времена Советского Союза, игравшая важнейшую роль в мировых процессах, неизбежно начала – теперь преимущественно как Российская Федерация – возрождаться. Это предполагает ее выход из «подводной части айсберга», что вызывает неизбежную же реакцию со стороны его «надводной части» (прежде всего его «вершины» – США), которой в результате грозит потеря плавучести и опрокидывание – со всеми вытекающими последствиями. Поэтому принимаются превентивные меры, ближайшим образом выразившиеся в попытках ослабить евразийскую цивилизацию, вырвав из нее важнейшую часть – Украину, а сейчас и во всё более выраженном стремлении обессилить Россию, разрушив ее экономику, а затем и политическую структуру».

Однако последующие выводы так называемого цивилизационного подхода к мировым социальным процессам, как правило, вновь сужаются до уровня «экономического» (капиталистического) восприятия всей мировой тектоники восходящего развития глобального человеческого социума по сложности: «…происходящие сегодня мировые процессы имеют вполне «меркантильную» основу – желание сохранить имеющиеся привилегии со стороны «цивилизованных стран» (проще говоря, Запада) и стремление избавиться от дани, взимаемой Западом для поддержания своего комфортного существования, – со стороны остального мира».

Авторов подобного подхода совершенно не смущают совершенно различные по материальным и структурным основаниям теории развития отдельного общества (например, формационная теория) и мирового социума в целом (цивилизационный подход). Более того, зачастую весьма дельные частные теоретические решения сопровождаются выводом, «что сегодня нет организованной силы, которая обеспечила бы теоретическую разработку и эффективную пропаганду коммунистической (социалистической) идеи». При этом акцент делается на то, что «тем не менее социалистическую теорию развивать нужно... Жизнь уже достаточно давно ее требует. Конфликт в Донбассе ставит вопрос уже и в практической плоскости».

Не вызывает сомнений актуальность проблемы «формирования новой идеологии» и «выработки практических рекомендаций», а также необходимости «мобилизации людей на борьбу», только при условии представления им перспективы того будущего, к которому они стремятся.

Однако, как правило, и со стороны «левых» все подобные глобальные теоретические «замахи» сводятся к некоторым уточнениям как самой формационной теории на основе экономизма ортодоксального марксизма и оказываются полностью лишенными подобного теоретического представления о мировых проблемах социологии общественного развития, сводя все преимущественно к полезному, но все же конспирологическому анализу.

В то же время объем накопленных знаний по затронутой глобальной проблеме чрезвычайно велик, поэтому необходима некая «теоретическая свертка» основного объема этих знаний в единый остов революционной теории современности, «теоретическое описание строения современного мира в его же обостряющемся критическом состоянии и того, что в нем происходит». Разумеется, составной частью этой метатеории должна стать и «общая теория социализма». При этом, несомненно, должна быть обеспечена не просто преемственность нового знания, а его восходящая генерализация, то есть включение в новую метатеорию основных положений того же самого ортодоксального марксизма, и в первую очередь бессмертного «Капитала» К. Маркса.

Однако и просто одной свертки теоретических знаний недостаточно. Как пишет автор «Полилогии современного мира…» А.С. Шушарин, эта научная теоретическая «революция невозможна без секуляризации нынешнего социологического (в основном экономического) клира. Вопрос лишь в пути реализации и аудитории…». При этом, – и в этом следует с ним согласиться, –  «похоже на то, что победить может только одна, в лучшем случае позитивной критики, ассимилировав (переиначив) отдельные блоки идей других теорий».

Дискуссируя на страницах пятитомного издания «Полилогии…» с «диссидентом в квадрате» А. Зиновьевым», А.С. Шушарин расширяет заявленную необходимость в «секуляризации нынешнего социологического (в основном экономического) клира» вплоть до непосредственного обращения к нему. Кстати, на страницах полилогии Шушарин более шестидесяти раз делает ссылки на его творчество. На последней странице заключительного тома эскиза метатеории он пишет: «…а может, и сам Зиновьев подаст пример согласия с новыми толковыми «чужими» теориями; так сказать, наступит на горло собственной песне, признает несколько меньшую теоретическую значимость собственных изысканий... Что же касается замечания Зиновьева, что он и в народе сейчас не видит почвы для новой идеологизации, то это, напомню, дважды верно, но «единожды» не совсем. Сейчас такой почвы действительно нет, народ в основном в деморыночном заблуждении. В теоретическом же отношении такой почвы не было и не будет никогда. Но теории никогда же и не предназначены «народу» (а только новому профессионализму и обновляемой интеллигенции), «народ» же при наличии в нем уже чувственной почвы («нововерия») для перемен осваивает с помощью нового профессионализма и интеллигенции соответственно новые идеологические доксы, вполне достаточные для превращения его в «класс для себя».

Что же касается почвы для прорастания и экспансии новой теории, то автор полилогии напоминает: «Тем не менее есть и ожидающая новообразований, творчес­ки ищущая аудитория. Для всех времен ее можно условно назвать «аспирантским народом». Условно, конечно, не в буквальном возрастном и титульном смысле. Но это те, кто уже начал профессионально разбираться в тягомотных «социальных делах», но еще не зашорен отжившими системами взглядов, жаждет познавать, учиться и двигать дело дальше. Этот «народ» неопределенно рассеян, но именно он и станет формировать новый профессионализм. Борьба «толстых книг» в головах «аспирантского народа» нелинейно и начнет научно, затем идеологически обеспечивать зреющий революционный процесс. Чтоб разумно он развертывался, так сказать, политически вполне эволюционно».

В настоящее время уже для целого ряда «теоретиков» фундаментальная социологическая метатеория развития общества А. С. Шушарина «Полилогия современного мира. (Критика запущенной социологии)» стала основой их научного миропонимания и мировоззрения. Эта метатеория в качестве основы научного теоретического мировоззрения была принята мною много лет назад. Прошедшие годы показали не только ее научно-теоретическую состоятельность и обоснованность, но и на целом ряде примеров и жизненных коллизий подтвердили ее огромный интеллектуальный потенциал, способность к творческому саморазвитию во всех социальных сферах действительной жизни.

В частности, вполне вписываются в теоретическое поле полилогии и некоторые из затрагиваемых в статье д.т.н. Л.А. Гриффена «В поисках идеологии освобождения» проблем («ЭФГ» № 21/2015). К таким проблемам относится и проблема «восприятия собственности как некого «составного» феномена» и, как считает сам автор, «в котором истинной реальностью являются три упомянутых отношения между людьми по поводу средств производства: владение, распоряжение, пользование». Это позволит отобразить «их разнообразие по субъектам и объектам» и выявить «целый спектр отношений собственности», «что и имеет место в переходные периоды между двумя фундаментальными (целостными) отношениями собственности на средства производства».

А далее Леонид Александрович заключает: «В связи с этим общеизвестная марксистская «пятичленка» (первобытность, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм, коммунизм) должна быть дополнена двумя переходными периодами – периодом общины при переходе от общественной собственности к частной и социализмом при переходе от частной собственности к общественной».

Таким образом, так или иначе, происходит выход за рамки теории социализма. Социализм, в данном понимании, предполагает некое «промежуточное» состояние отношений собственности, ибо, как пишет автор, «формации отличаются характером собственности на средства производства. Ну, при капитализме частная, при коммунизме – общественная, ясно; а как быть с социализмом?».

Не затрагивая выполненного автором исторического экспресс-анализа развития отношений собственности в советской России, выскажем полилогическое отношение к самой постановке проблемы «восприятия собственности как некого «составного» феномена». Помня при этом, что сама идея «составного феномена» вполне может быть использована в полилогии, – разумеется, с соответствующей корректировкой тех моментов, которые несут догматизм и, скажем так, экономический вирус научного миропонимания.

Во-первых, общее. На основе этого «составного» феномена отношений собственности делается вывод, что «общеизвестная марксистская «пятичленка» (первобытность, рабовладельческий строй, феодализм, капитализм, коммунизм) должна быть дополнена двумя переходными периодами – периодом общины при переходе от общественной собственности к частной и социализмом при переходе от частной собственности к общественной». Однако в полилогии, но несколько на иных основаниях и в иных формах, это уже имеет место. Так, исторический восходящий последовательный ряд градаций (формаций – устар.) развития общества по сложности имеет вид: переломная первобытность – первобытность – рабовладельческое общество – феодализм – капитализм – социализм – Информационное общество – Общество знания и др. При этом коммунизм – это скорее «миф» и движение – движение к гуманизму.

Во-вторых, относительно отношений «владение, распоряжение и пользование. Это элементы права; и как элементы права они не должны присутствовать в материальных основания теории развития общества (как элементы права). Однако в реальности подобных элементов отношений (элементарных отношений?) значительно больше и это открывает широкие возможности выявления так называемого полного «спектра отношений собственности».

В-третьих, явно не соответствует успешным попыткам создания «общей теории социализма» и теории восходящего развития общества по сложности сведение всего материального разнообразия объектов действительной жизни (объем понятия «действительная жизнь») только к «средствам производства». Более того, если для описания капитализма это базовый и доминирующий тип объекта, воплощающий в статике объем понятия «действительная жизнь», то для описания социализма опоры на этот объект недостаточно. Объект «средства производства» не выражает сущностные свойства социализма в практике социалистического строительства, хотя частично и отражает его характерные особенности.

В полилогии объем понятия «действительная жизнь» (в статике структуры) включает следующее множество типологий базовых объектов: человек и общая жизнь, работник и пространство производства, средства производства и технологии (работа), информация и общественное познание и пр. Каждой типологии объектов соответствует свой, особый, воспроизводственный процесс, своя так называемая чистая эндогенная форма (ЧЭФ) воспроизводства, в рамках которой воспроизводятся все конкретные объекты данной типологии. При этом условно считается, что процессы и объекты прочей типологии в этом процессе не участвуют (отсюда и прилагательное «чистый»).

Согласно полилогии градация «социализм» есть вторая фаза эпохи индустрии, в которой экономические отношения «сняты», в том числе отношения собственности по поводу ранее доминировавшего типологического объекта-предмета «средства производства» обобществлены. Хаос взаимодействия атомизированных агентов производства упорядочен, а базовым доминирующим типологическим объектом отношений собственности являются «технологии» (в социологическом плане взаимодействия), то есть объект-процесс. Этот базовый типологический объект-процесс в элементарной форме есть «функции», а в целом и обыденно – «работа». По поводу этого объекта имеют место так называемые группо-иерархические отношения собственности. Механизм взаимодействия агентов производства – соисполнение (соответствие), материально-знаковые отношения – статусы лиц и коллективов, тогда как при капитализме – «деньги».

Здесь уместно напомнить, что в полилогии каждая из вышеперечисленных градаций рассматривается как композиция чистых эндогенных форм (ЧЭФ), из которых доминирует (главенствует) лишь одна, определяя тем самым тип градации. В этой связи графический образ полного воспроизводственного процесса «действительной жизни» в историческом «продольно-временном срезе» представляется многослойным, как торт-пирожное. «Куски» этого торта, последовательно нарезанные по границам существования исторических социально-воспроизводственных градаций, напоминают многослойные пирожные с одинаковыми слоями, различаясь лишь толщиной этих слоев и типом главного ЧЭФ-слоя. Вот перечень этих ЧЭФ, соответствующий вышеупомянутым базовым объектам воспроизводства: ЧЭФ «переломная первобытность», ЧЭФ «первобытная», ЧЭФ «рабовладения», ЧЭФ «феодальная», ЧЭФ «экономическая (капиталистическая, рыночная)», ЧЭФ «технологическая (социалистическая, плановая), ЧЭФ «информационная», ЧЭФ «общественное познание» и пр.

В то же время, как и прежде, в ортодоксальном марксизме и в устаревшей формационной теории, принимающих в качестве базового объекта только лишь «средства производства», вся действительная жизнь на всем протяжении ее исторически восходящего развития по сложности есть всего лишь история развития «средств производства» как «вещей» и товара (!), но не как история развития общества. То есть анализируется всего лишь один воспроизводственный ЧЭФ-слой. Тем самым и социализм в этом случае рассматривается как некая трансформация экономических отношений (ЧЭФ «экономическая»), обретая, грубо говоря, многие черты капитализма, в котором доминирует ЧЭФ «экономическая». Сам же собственный технологический воспроизводственный процесс и объект воспроизводства отсутствуют.

Подобный экономизированный взгляд лишь на один из множества гомогенных срезов полилогического общественного развития никак не способствует и не способен в полной мере раскрыть истинные основания социализма. Более того, экономизм в марксизме абсолютизирует и все прочие социально воспроизводственные градации (формации – устар.). В результате создается нелепая идеологическая ситуация, когда материальные основания двух антиподов общественного развития воспроизводственного процесса действительной жизни (на сленге ортодоксально-марксистского экономизма), капитализма и социализма, едины в своем вещном воплощении – «средства производства». А в конечном итоге это сводит заявленный поиск истинных оснований действительной жизни к абсурду в самих научных основаниях общественного познания.

И наконец, обращаясь к началу статьи, в части международных отношений и «открытия… – цивилизационного строения человечества», того, что «в конечном счете разделение труда (и, соответственно, социальная конфронтация) всё на той же капиталистической основе станет международным и примет именно цивилизационную форму».

Метатеория полилогия состоит из двух логик исторического восходящего развития человечества. Это эндогенная, или внутристрановая, логика исторического восходящего развития общества и экзогенная логика исторического восходящего развития человечества как единого общества. Выше уже упоминались этапы-градации эндогенного развития отдельно взятого общества: переломная первобытность и первобытность эпохи человека; рабовладение и феодализм эпохи работника; капитализм и социализм эпохи индустрии; информационное общество и общество знания эпохи знания и др.

Этапы, формации (но не градации!) экзогенной логики развития человечества как единого общества, как области международных отношений и так называемого цивилизационного строения человечества:

- империализм и глобализм эры стран и народов;

- неоколониализм и экологизм эры хозяйственной специализации;

- индустриализм и транснационализм эры индустрии;

- информатизм и академизм эры знания и др.

Сегодня, как и когда-то в градации «переломная первобытность» эндогенной логики, человечества как единого общества нет, а есть, образно говоря, лишь леденящий душу глобального социума «айсберг». Этот современный этап в экзогенной логике полилогии обозначен как формация «империализм».

Отличие экзогенной логики от эндогенной состоит в том, что субъектом производственных отношений и отношений собственности в эндогенной логике является человек, тогда как в экзогенной логике – страна (народ), то есть, как принято говорить, массовидный субъект. Соответственно, массовидны и метаобъекты производственных отношений и отношений метасобственности. Хотя, несомненно, в конечном итоге все решается посредством человека вообще. В экзогенной логике, соответственно по формациям, доминирующими базовыми типологическими метаобъектами являются: страна (народ, культура страны) и «вообще культура» (всеобщая жизнь); производственный анклав и ноосфера как пространство производства; производственный потенциал и транстехнологии; метаинформация («знания») и научное общественное метапознание и др.

Господствующая сегодня в мире формация «империализм» и само понятие «империализм» – это совсем не тот империализм, который традиционно в марксизме отождествляют с высшей стадией капитализма. Согласно первому образному полилогическому пониманию империализма и в специальной привязке к «формационному мышлению» основное содержание прожитого и настоящего человечества, как пишет А.С. Шушарин, «состоит в осознании того, что вся история рода человеческого до сих пор является первой и единственной, насильственной, вооруженной, каменно-ядерной «формацией», од­ним-единственным вооруженным способом «производства и воспроизводства действительной жизни» в масштабах всего человечества...».

Таким образом, родовым негативом этой формации современного человечества является «война», тогда как негатив капиталистических почв отдельных стран –  «экономическая эксплуатация». Метабогатство и «божественное социальное» стран и народов современного мира – «образ жизни, культура», а доминирующая собственность (асимметрия равновесного состояния) – ограниченная метасобственность на культуру (образ жизни). Очевидно, что преодолевающим сдвигом зашедшего в тупик образа жизни мирового сообщества является «обобществление культур стран и народов (интеркультурация)», социализация человечества. Соответственно, базовое метавзаимодействие (симметрия) – «возня культур (борьба и согласие)». Следовательно, доминирующим (главным) социально-воспроизводственным процессом в чистой форме (ЧЭкзФ) глобальной современности является «эгоцентризм».

В этой связи напомним, что совсем не случайно лозунгом стран социализма в биполярном мире недавнего исторического прошлого стал лозунг «мирное сосуществование двух систем» (мировой капиталистической системы (МКС) и мировой социалистической системы (МСС)). Это лозунг систем (союзов), но не лозунг отдельных стран, хотя практика их реализации была совсем не лозунговой. И вот сегодня практикой «материально-знаковой сферы метаотношений» стали вполне первобытные «свой-чужой» – санкции и эмбарго.

Автор метатеории полилогия так характеризует современность (2005 г.):

«И опять же иначе говоря, сами по себе культуры – совершенно невинный объект отношений или логический «субъект» их же взаимодействий, но его доминирование в современной реальной практике и в смыслах бытия и есть заходящий в предел насильственный, конфронтационный мир, с собственной, ныне господствующей идеологической формой как «архирелигиозным культуроцентризмом». Все те же первобытные «наши – не наши», но уже куда как более внушительные. Именно это и проявляется (но именно проявляется) в ранее упомянутой«сегментации», госсуверенности, в тупиках «национальной безопасности», нетерпимости, стихиях экспансий и сепараций и пр., волокущих человечество в бездну небытия» (выделено мною – ХАТ).

Поэтому отмеченные вначале в рамках цивилизационного подхода «попытки ослабить евразийскую цивилизацию, вырвав из нее важнейшую часть – Украину, а сейчас и во всё более выраженном стремлении обессилить Россию, разрушив ее экономику, а затем и политическую структуру», порождены не цивилизациями и конспирологическими союзами, а экзогенно, согласно «Полилогии современного мира…», более глубокими материальными основаниями глобального социума – самого человечества стран и народов. Именно их «невинная», заходящая в предел мирная «возня культур» стран и народов порождает такой родовой негатив формации «империализм» современного человечества, как «войны», «сегментации», «госсуверенность», «тупики «национальной безопасности», «нетерпимость», «стихия экспансий и сепараций», равно как и «невинный товарообмен» экономических отношений капитализма порождает «экономическую эксплуатацию».

 

Александр Тимофеевич ХАРЧЕВНИКОВ,

кандидат технических наук

 

ст. ТИХОНОВА ПУСТЫНЬ, Калужская обл.

 

P.S. Более подробно, с массированной опорой на «Полилогию современного мира…» А.С. Шушарина, о теоретических основах экзогенной логики метатеории полилогия будет популярно рассказано в подготавливаемой к изданию книге А.Т. Харчевникова «Экзогенная логика глобализации социума: От разрозненных обществ к единому человечеству».

 

 

ИСТОРИЯ В КРИВОМ ЗЕРКАЛЕ ПОЛИЛОГИИ

Кандидат технических наук Александр Тимофеевич Харчевников специализируется на пропаганде философской концепции, содержащейся в пятитомной «Полилогии» А.С. Шушарина, якобы совершившей революционный переворот в науке в противовес марксизму. В 2011 году в очерке «О полилогии А.С. Шушарина» я дал подробный анализ этой антинаучной концепции (см. «ЭФГ» № 39/2011, а полная версия очерка – на сайтеhttp://www.koob.ru/paulman).

Александр Тимофеевич упрямо стоит на своем и в очередной статье «Ортодоксальный марксизм в свете полилогии современного мира» («ЭФГ» № 22/2015) тужится изо всех сил, чтобы в очередной раз прославить философию А.С. Шушарина, пытаясь с ее помощью объяснить причины краха социализма в СССР и сущность современного мироустройства.

Начну критический разбор этой статьи с терминологических казусов. Пусть сам читатель оценит старания полилогиста.

А.Т. Харчевников вслед за своим кумиром использует в статье термин «градация»вместо понятия «формация» в марксистском значении. Но это его право. Перечень же градацийпо Шушарину в интерпретации Харчевникова следующий: переломная первобытность – первобытность – рабовладение – феодализм – капитализм – социализм – информационное общество – общество знания и т.д. К числу нововведений принадлежат такие градации, какпереломная первобытность, информационное общество, общество знания. А в числе прочих (и т.д.) появляется еще и такая градация, как «полилогическая формация «империализм».

Что означает переломная первобытность, мы из статьи так и не узнаем, а вот с понятиями «информационное общество» и «общество знания», а также «империализм» мы еще вплотную столкнемся ниже.

Харчевников пишет о равновесном положении общества (при объяснении терминабифуркация). Спрашивается, когда и где в истории наблюдалось это равновесное положение общества, в чем оно состоит и каким образом его определяют? Александр Тимофеевич утверждает, что достаточно самого незначительного возмущения этого равновесия – и начинается процесс бифуркации.

А чего стоит, например, выражение «крах «самого социума данного конкретного общества»? Согласно толковому словарю С. Ожегова и Н. Шведова, слова «социум» и «общество» – синонимы.

Или выражение «внутристрановая сложность»? И таких выражений в статье можно встретить предостаточно.

Пожалуй, о терминах хватит. Перейдем к рассмотрению содержания статьи.

В самом ее начале Харчевников пишет: «С другой стороны, как вытекает из основных положений полилогии и состояния бифуркации, само возвращение на путь регресса может быть связано не только с несостоятельностью данного типа общества (в нашем случае – социализма), но и с тем, что, скажем так, дальнейшее исторически восходящее развитие данного общества, как очередной градационный (формационный) шаг, не было осознано и не было понято самим обществом, его элитой и интеллигенцией. Проще говоря, если это и был крах, то не градации «социализм», а крах представлений о путях дальнейшего исторически восходящего развития данного общества, требовавшего «смены формаций», то есть смены градаций.

Во-вторых, в СССР, понимаемом для упрощения как одно общество (а не союз стран и народов), социализм состоялся в его простейшей «линейной форме».

Я выделил те места, которые, на мой взгляд, искаженно представляют историческую реальность или теоретически несостоятельны.

Контрреволюцию 1991 года он неудачно характеризует как возвращение на путь регресса. Определение социализма как несостоятельного типа общества не только противоречит им же выдвинутой прогрессивной последовательности градаций, но и по существу неверно (хотя бы пояснил, в чем он узрел несостоятельность социализма). Утверждение же, что «восходящее развитие данного общества, как очередной градационный (формационный) шаг,не было осознано и не было понято самим обществом, его элитой и интеллигенцией»и что «…поражение и крах ортодоксального марксизма, которой не знал и не понимал восходящего развития конкретного общества по сложности в постсоциалистический период, а поэтому и не смог правильно оценить суть и направленность исторически революционного взрыва этого общества» явилось причиной краха социализма в СССР,является не только прямым искажением исторического факта, но и ничем не оправданным обвинением в адрес марксизма.

Если Харчевников имеет в виду ОГАС академика Глушкова и совершенствование хозяйственного механизма, предпринятое А. Косыгиным и Ю. Андроповым вместе с Н. Рыжковым, то он просто-напросто вводит себя и других в заблуждение. ОГАС не обеспечивала бы переход в новую формацию, а реформы хозяйственного механизма были крайне необходимы для ускорения темпов роста производительных сил и победы в экономическом соревновании с мировым капитализмом.

Характеристика же социализма, существовавшего в Советском Союзе, как простейшей«линейной формы» теоретически совершенно необоснованна, учитывая те величайшие достижения в развитии экономики, науки и социальной сферы, невиданные по своим масштабам в истории человечества.

Чтобы не возвращаться более к вопросу о причинах краха социализма в СССР, замечу, что оно было следствием глубочайшего противоречия между политическим устройством государства и его экономическим базисом. Причиной развала СССР была диктатура партийно-государственного аппарата, которая исторически сложилась в послереволюционной период благодаря сталинщине.

А.Т. Харчевников, защищая «метатеорию» полилогии, опустился до прямого искажения истории экономической мысли. Он пишет: «Здесь В.И. Ленин, как вождь российского пролетариата, разрешил коллизию «столкновения» двух логик общественного развития в пользу эндогенной логики, при этом самого теоретического разделения этих логик так и не обнаружив. Это было сто лет назад, тогда лишь еще шло освоение первой фундаментальноймонотеории развития общества К. Маркса как исключительно «экономического движения»(«Капитал»). Ленин сделал шаг в сторону эндогенного развития в рамках одной страны, что в решающей степени способствовало историческому рывку в общественном развитии стран и народов Российской империи и, говоря старым сленгом, построению социализма в одной стране» (выделено мной. – В.П.).

Во-первых, он без всякого на то основания приписал К. Марксу, основателю научной методологии исторического материализма, исключительно экономическую интерпретацию процессов, происходящих в обществе, «забыв» его гениальные мысли о соотношении базиса и надстройки в любой общественно-экономической формации и приписав открытие экзогенной логики только своему кумиру – А.С. Шушарину. А во-вторых, он приписал В.И. Ленину узколобость и крайнюю ограниченность в трактовке исторического процесса уже в эпоху революционных преобразований в масштабах всего человечества.

А.Т. Харчевников любит распространяться о логике, однако сам с нею и с грамматикой русского языка совершенно не считается, когда изобретает искусственные конструкции деления современной истории на этапы экзогенной логики (империализм и глобализм; неоколониализм и экологизм; индустриализм и транснационализм). Посудите сами: «Этапы, формации, экзогенной логики развития человечества как единого общества: империализм и глобализм эры стран и народов; неоколониализм и экологизм эры хозяйственной специализации; индустриализм и транснационализм эры индустрии; информатизм и академизм эры знания и др. Здесь уместно заметить, что сегодня, как когда-то в градации переломной первобытности эндогенной логики,человечества как единого общества нет. Этот современный этап в экзогенной логике полилогии обозначен как формация «империализм» (выделено мной. – В.П.). Поразительно, но факт: в одном абзаце Александр Тимофеевич умудрился дважды себе противоречить. В первом случае он утверждает, что современность (подобно «переломной первобытности») не ведает человечества как единого общества, несмотря на «глобализм эры стран и народов». А во втором случае у него империализмом назван только первый этап «экзогенной логики развития человечества», тогда как в заключительном предложении вся современная история рассматривается им как «империалистическая формация», охватывающая все вышеперечисленные этапы современной истории. Кстати, он отмежевывается от марксизма в вопросе об империализме, когда утверждает, что «сегодня в мире господствует формация «империализм», но это совсем не тот империализм, который традиционно в марксизме отождествляют с высшей стадией капитализма». В подтверждение своего вывода он приводит следующее, лишенное всякой научности рассуждение А.С. Шушарина об империализме: «Согласно первому образному полилогическому пониманию империализма и в специальной привязке к «формационному мышлению» основное содержание прожитого и настоящего человечества, как пишет А.С. Шушарин, «состоит в осознании того, что вся история рода человеческого до сих пор является первой и единственной, насильственной, вооруженной, каменно-ядерной «формацией», одним-единственным вооруженным способом «производства и воспроизводства действительной жизни» в масштабах всего человечества...

Этот, оставшийся еще от биологического движения, но вооруженный в военном и интеллектуальном смысле солидно, уже по-«человечески», «способ производства» и заходит во всё более глубокий и чреватый кризис в виде «проблемы» Спасения человечества, объективной необходимости сброса незримо растущей угрозы самоуничтожения. Этот «способ производства», говоря словами В.И. Мильдона, отмечен еще «печатью природности» (в виде национальных, государственных, религиозных идеологий), т.е. еще докультурен, досоциален, дочеловечен. Одновременно эти отжившие экзогенные производственные отношения всего досоциального, животного мироустройства («базиса», но еще лишенного социальной надстройки), лежащая в его основе некоторая господствующая необщественная собственность (пока условно и субъектно скажем, гигантских толп) мучительно, стихийно, иррационально преодолеваются как самый первый в человеческой истории зреющий шаг экстенсивного обобществления производства в его всемирных самых глубоких экзогенных основаниях».

Приведу еще один перл из области «метатеории» полилогии в интерпретации А.Т. Харчевникова: «Отличие экзогенной логики от эндогенной состоит в том, что субъектом производственных отношений и отношений собственности в эндогенной логике является человек, тогда как в экзогенной логике – страна (народ), то есть, как принято говорить, массовидный субъект». Исключение из экзогенной логики человека как субъекта с точки зрения экономических отношений и общественных связей – абсурд. Народ по своему классовому составу неоднороден, межстрановые отношения касаются в той или иной мере каждого индивида и реализуются через сложную структуру общественных отношений индивидов, а не только государственных структур. Если взять, к примеру, экономику, то она включает кооперационные связи предприятий, туризм, миграционные потоки и т. д.

Ну а нижеследующий абзац содержит такое количество терминов, смысл которых понятен только самому автору:

«В экзогенной логике, соответственно по формациям, доминирующими базовыми типологическими метаобъектами являются: страна (народ, культура страны) и «вообще культура» (всеобщая жизнь); производственный анклав и ноосфера как пространство производства; производственный потенциал и транстехнологии; метаинформация («знания») и научное общественное метапознание и др.».

Комментировать эти термины – задача неблагодарная. Как, к примеру, оценить такие «открытия» «метатеории», как «производственный анклав» или утверждение, что ноосфераявляется пространством производства? Или чего стоит такое определение категории «собственность»: «Собственность, как известно, – асимметричное доминирующее отношение по поводу определенного объекта, восприятие которого образует «божественный», предельно «фетишизированный смысл» для людей»? Ничего общего с экономической наукой такие определения терминов не имеют. Так можно и слона назвать мышью.

Заключительным аккордом отрицания марксизма и торжества полилогии является следующий вывод А.Т. Харчевникова: «При разрешении вопроса о возможности победы социализма в одной отдельно взятой стране традиционный марксизм обнаруживает несомненную узость мировоззренческой позиции, ибо, как видно с полилогической позиции, необходимо различать как минимум две логики исторического восходящего развития, а именно логику развития отдельно взятой страны (эндогенная логика полилогии) и логику развития всего мирового социума как единого человечества и единственного единого общества (экзогенная логика полилогии). Эти логики ортогональны, то есть взаимонезависимы».

Каждый, кто мало-мальски знаком с марксизмом, может по достоинству оценитьортогональность марксистской науки и полилогии и сам заключительный вывод автора статьи, которая отрицает всё ранее им написанное...

 

Валерий Фёдорович Паульман,

доктор экономических наук,

профессор

Таллин, Эстония

 

01.09.15

В.Ф. Паульман,

доктор экономических наук,

Таллин, Эстония

№ 24-2015