Л.А. Гриффен

МАРКСИЗМ И КОНЕЦ КАПИТАЛИЗМА

Опубликована сокращенная англоязычная версия:

Griffen , L . (2025). Marxism and the End of Capitalism. Вісник гуманітарних наук, (8). https://doi.org/10.5281/zenodo.15788226

РЕФЕРАТ

Говоря словами Энгельса, Маркс объяснил неизбежность как возникновения капиталистического способа производства, так и его гибели. Последняя, как и гибель предшествовавших общественно-экономических формаций, объективно определялась тем, что в результате развития производительных сил они приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, и тогда наступает эпоха социальной революции. Основным противоречием, которое должно разрешиться ею при капитализме, является противоречие между буржуазией и пролетариатом. В результате революции последний возьмет власть с конечной целью построения бесклассового общества.

Однако реально капитализм отличается от предшествующих формаций тем, что при нем общественное разделение труда не ограничивается господствующим и эксплуатируемым классами каждой страны. Оно принимает международный (а точнее, межцивилизационный) характер: западноевропейская цивилизация эксплуатирует все остальные, превращенные в колонии. За счет этого ускоряется ее развитие, что приносит выгоду не только ее буржуазии, но и всем слоям населения. Соответственно в этом разделении труда и рабочие «передовых стран» также оказываются на стороне своей буржуазии. Для них антикапиталистическая революция теряет смысл. И все-таки такая революция произошла, но не там и не так, как предполагал Маркс.

Она произошла не в «большинстве передовых стран», а в одной стране-цивилизации – в России. Россия же и от феодальных отношений еще не успела полностью избавиться, а в это время постепенно превращалась в полуколонию Запада. Но она находилась в особом экономгеографическом положении (суровый климат), что, во-первых, затрудняло ее колониальную эксплуатацию, а во-вторых, обуславливало общинные традиции. Все это делало революцию в ней направленной как против мирового капитализма в лице еще не полностью сформировавшейся ее компрадорской буржуазии, так и против остатков феодализма, то есть не пролетарской, а общенародной, преимущественно крестьянской. Но по причине своей локальности она была не в состоянии ликвидировать капитализм как всемирное явление.

Благодаря указанным обстоятельствам российская революция оказалась «исключением из правил». Победить и выжить она смогла исключительно благодаря обострению в это время противоречий между империалистическими державами. Рабочие «передовых стран» моментом не воспользовались. Зато капиталисты, невзирая на противоречия, все же попытались, хотя и неудачно, задавить российскую революцию интервенцией сразу аж четырнадцати «передовых стран». Возникший в результате революции Советский Союз начал экономически и культурно интенсивно развиваться, наглядно демонстрируя преимущества посткапиталистических (социалистических) общественно-экономических отношений. Однако разложение его господствующей социальной группы (номенклатуры) под влиянием капиталистического окружения привело к ликвидации этих достижений.

А дальше развитие ситуации пошло «естественным» путем. Условный Запад продолжал эксплуатацию остальных цивилизаций. Но формы ее менялись. Если сначала это был грабеж разного рода конкистадорами и неэквивалентный обмен в торговле, то в «классический» период имела место организованная эксплуатация колоний странами метрополии посредством компрадорской буржуазии. Но с формальной ликвидацией колониальной системы после Второй мировой войны на передний план выходят западные транснациональные корпорации, которые переносят производство из своих стран в бывшие колонии с дешевой рабочей силой. Это значительно повышает прибыли капиталистической «верхушки», но приводит к ряду социально-экономических последствий, весьма существенно меняющих ситуацию в мире.

Организация производства в бывших колониях стала возможной благодаря общемировому научно-техническому прогрессу. Она предполагает передачу передовых технологий, соответствующего оборудования, подготовку квалифицированной рабочей силы и т. п., то есть индустриализацию бывших колоний – с одновременной деиндустриализацией бывших метрополий. Ускоряются темпы развития в первых, и замедляются во вторых. Это меняет социальный состав населения и в тех, и в других странах вследствие изменения его уровня образования, благосостояния и вообще социального положения в целом. Доля в мировом ВВП за последние пару десятилетий резко изменилась: если совокупный ВВП так называемых «развивающихся стран» был существенно ниже такового у стран «развитых», то сейчас дело обстоит прямо противоположным образом. И продолжает меняться дальше в том же направлении.

Различие в интеллектуальном уровне между этими группами государств выравнивается, что нарушает основное условие капиталистического разделения «умственного» и «физического» труда. В результате начался его всемирный кризис, который и означает начало конца капитализма. Кризис начался, как и предполагал Маркс, в результате действия внутренних законов капитализма благодаря научно-техническому прогрессу, и остановить процесс уже невозможно. Ему активно противодействует коллективный Запад, не желающий терять своих привилегий. Но все равно раньше или позже он будет вынужден ограничиться в потреблении тем, что сам же и заработал. Вот тогда и начнутся кардинальные социальные изменения, ибо посткапиталистическим строем может быть только социализм – до тех пор, пока благодаря все тому же научно-техническому прогрессу все человечество не сплотится в единый общественный организм.

ABSTRACT

In the words of Engels, Marx explained the inevitability of both the emergence of the capitalist mode of production and its demise. The latter, like the demise of previous socio-economic formations, was objectively determined by the fact that as a result of the development of productive forces, they come into conflict with the existing relations of production, and then the era of social revolution begins. The main contradiction that must be resolved under capitalism is the contradiction between the bourgeoisie and the proletariat. As a result of the revolution, the latter will take power with the ultimate goal of building a classless society.

However, capitalism actually differs from previous formations in that under it the social division of labor is not limited to the ruling and exploited classes of each country. It takes on an international (or more precisely, intercivilizational) character: Western European civilization exploits all the others, turned into colonies. Due to this, its development is accelerated, which brings benefits not only to its bourgeoisie, but also to all strata of the population. Accordingly, in this division of labor, the workers of the "advanced countries" also find themselves on the side of their bourgeoisie. For them, the anti-capitalist revolution loses its meaning. And yet, such a revolution did occur, but not where and not in the way Marx assumed.

It did not occur in the "majority of advanced countries," but in one country-civilization - Russia. Russia had not yet managed to completely get rid of feudal relations, and at that time was gradually turning into a semi-colony of the West. But it was in a special economic and geographical position (harsh climate), which, firstly, made its colonial exploitation difficult, and secondly, determined communal traditions. All this made the revolution in it directed both against world capitalism in the person of its not yet fully formed comprador bourgeoisie, and against the remnants of feudalism, that is, not proletarian, but national, primarily peasant. But due to its locality, it was not able to liquidate capitalism as a worldwide phenomenon.

Due to the above circumstances, the Russian revolution turned out to be an "exception to the rule". It was able to win and survive solely due to the aggravation of contradictions between the imperialist powers at that time. The workers of the "advanced countries" did not take advantage of the moment. But the capitalists, despite the contradictions, nevertheless tried, albeit unsuccessfully, to suppress the Russian revolution by the intervention of as many as fourteen "advanced countries" at once. The Soviet Union, which emerged as a result of the revolution, began to develop intensively economically and culturally, clearly demonstrating the advantages of post-capitalist (socialist) socio-economic relations. However, the putrefaction of its dominant social group (the nomenklatura) under the influence of the capitalist environment led to the elimination of these achievements.

And then the situation developed in a “natural” way. The conventional West continued to exploit other civilizations. But its forms changed. If at first it was robbery by various conquistadors and unequal exchange in trade, then in the “classical” period there was organized exploitation of colonies by metropolitan countries through the comprador bourgeoisie. But with the formal liquidation of the colonial system after World War II, Western transnational corporations came to the forefront, transferring production from their countries to former colonies with cheap labor. This significantly increases the profits of the capitalist “elite”, but leads to a number of socio-economic consequences that significantly change the situation in the world.

The organization of production in former colonies became possible due to global scientific and technological progress. It involves the transfer of advanced technologies, appropriate equipment, training of skilled labor, etc., that is, the industrialization of former colonies - with the simultaneous deindustrialization of former metropolises. The pace of development is accelerating in the former and slowing down in the latter. This changes the social composition of the population in both countries due to changes in their level of education, well-being and, in general, social status as a whole. The share of the world GDP has changed dramatically over the past couple of decades: if the aggregate GDP of the so-called "developing countries" was significantly lower than that of the "developed" countries, now the situation is exactly the opposite. And it continues to change in the same direction.

The difference in the intellectual level between these groups of countries is leveling out, which violates the basic condition of the capitalist division of "mental" and "physical" labor. As a result, its global crisis has begun, which means the beginning of the end of capitalism. The crisis began, as Marx assumed, as a result of the action of the internal laws of capitalism due to scientific and technological progress, and it is already impossible to stop the process. It is actively opposed by the collective West, which does not want to lose its privileges. But sooner or later it will be forced to limit its consumption to what it has earned. That is when radical social changes will begin, because the only post-capitalist system that can exist is socialism – until, thanks to the same scientific and technological progress, all of humanity unites into a single social organism.

 

«Английские рабочие – первенцы современной промышленности … придут на помощь социальной революции, порожденной этой промышленностью, – революции, которая означает освобождение их собственного класса во всем мире и которая будет иметь столь же всеобщий характер, как господство капитала и рабство наемного труда. … Сама история теперь судья, а исполнитель ее приговора – пролетариат»¹.

Карл Маркс, 1856 г.

1. Понимал ли Маркс природу капитализма?

В соответствии с теоретически представлениями Маркса конец капитализма предопределен самой его природой. А понимал ли Маркс природу капитализма? Такой вопрос вполне может быть воспринят как неудачная шутка. Кто же тогда эту «природу» понимал, если не Маркс, фактически всю свою научную деятельность направивший на анализ данной общественно-экономической формации, и достигший в нем исключительных успехов. Результаты своих исследований он изложил в многочисленных научных работах, среди которых выделяется его главный труд – «Капитал. Критика политической экономии».

Первый том этой фундаментальной работы К. Маркса был издан в 1867 году. В ней применительно к изучению экономических процессов в западноевропейском капиталистическом обществе был систематически реализован – доказав таким образом свою истинность и эффективность – материалистический взгляд на историю, позволяющий изучать общественные явления естественнонаучными методами, аналогичными тем, которые применялись ко всем остальным областям действительности. Как писал Ф. Энгельс, Марксом «было дано материалистическое понимание истории и был найден путь для объяснения сознания людей из их бытия вместо прежнего объяснения их бытия из их сознания».

Это без преувеличения гениальное открытие Маркса явилось (и является сегодня) надежной основой для изучения общественных процессов. И сам Маркс, прежде всего в «Капитале», блестяще применил его для анализа столь сложной конкретной общественно-экономической формации, сумев «объяснить неизбежность возникновения капиталистического способа производства в его исторической связи и необходимости его для определенного исторического периода, а потому и неизбежность его гибели ... обнажить также внутренний ... характер этого способа производства... Это было сделано благодаря открытию прибавочной стоимости. Было доказано, что присвоение неоплаченного труда есть основная форма капиталистического производства... Этими двумя великими открытиями — материалистическим пониманием истории и разоблачением тайны капиталистического производства — мы обязаны Марксу »².

Однако любая наука, выполняя важнейшую роль в понимании своего объекта, главной общественной ролью имеет прогноз его дальнейшего движения, способствуя тем самым достижению соответствующих результатов. И это в полной мере касается наук об обществе. Только на их базе можно обоснованно планировать человеческую деятельность, руководствуясь не изобретенными «из головы» прекраснодушными проектами (утопиями), а научным прогнозом будущего. Поэтому «Капитал» Маркса, дающий научный анализ современного ему общества, должен был служить основной такого прогноза будущего для тех, кто хотел способствовать его наступлению. Он ею и стал (хотя далеко не сразу). Даже европейская социал-демократия если не полностью, то в значительной мере опиралась на теоретические разработки Маркса. Для российских же социал-демократов (позднее большевиков и коммунистов) во главе с Лениным «Капитал» стал своеобразной библией.

А в формировании самого Ленина как теоретика и политика «Капитал» Маркса сыграл основополагающую роль. Не было бы «Капитала» – не было бы и Ленина, самого выдающегося политического деятеля всех времен и народов, каким он вошел в историю. Но и наоборот: не было бы Ленина с возглавленной им Великой Октябрьской социалистической революцией – не было бы и Маркса как гениального ученого. Он бы остался в истории как очень талантливый экономист-гегельянец, но не более. Вот таким, по нашему мнению, было объективное историческое значение анализа Марксом капитализма как общественно-экономической формации. Но совсем иначе обстоит дело с тем, насколько учение, изложенное в его трудах, и прежде всего в том же «Капитале», обеспечивает понимание капитализма как общественно-экономической формации в отношении его научной истинности .

Материалистическое понимание истории Марксом главным образом проявляется в утверждении ведущей роли в развитии общества его производительных сил, которые и определяют в нем все остальные процессы, прежде всего характер производственных отношений. «В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. ... На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями… Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке» ³ .

Прибавочная стоимость, «тайну» которой открыл Маркс, была практически напрямую связана им с классовым строением общества. По мнению Маркса, его возникновение привело к делению на антагонистические социальные группы – два производственных класса, один из которых (угнетенный, эксплуатируемый) своим трудом создает прибавочную стоимость, а другой (господствующий, эксплуатирующий) за счет нее существует. Поэтому основным внутренним противоречием классового общества, его движущим фактором является классовая борьба. А развитие производительных сил вызывает изменения в производственных отношениях, что приводит к изменению всего общества: рабовладельческий строй сменяется феодализмом, а тот – капиталистическим укладом. Классовая борьба при этом является главным внутренним движущим фактором развития. Постепенное же углубление обобществления производства в конечном счете ведет к элиминации классового общества вообще, и капитализма как его высшей формы, в частности.

Эта четкая общая схема развития общества, особенно касаемо капитализма, была Марксом подробно детализирована и весьма убедительно обоснована – на уровне тех знаний об обществе, которыми оно обладало на середину ХІХ века. Поэтому его учение на противников капитализма закономерно производило весьма сильное впечатление. Закономерно, поскольку схема в целом вполне соответствовала истине. Но даже гений Маркса не мог учесть всех (в том числе и весьма важных) моментов, которые в то время еще не были достаточно разработанными, что в его теории создавало существенные лакуны. Прежде всего это касалось центрального момента диалектики общественного развития – взаимовлияния производительных сил и производственных отношений.

Блестящая формулировка Маркса, указывающая на прямую зависимость характера производственных отношений от степени развития производительных сил, ничего, однако, не говорит о самом механизме их взаимодействия. Эти вопросы классиками марксизма рассматривались конкретно при анализе тех или иных общественных процессов. Но в общем виде данный механизм Марксом раскрыт не был. А тем не менее реально существует определенное общественное явление, некое «промежуточное звено», во всех случаях связывающее производительные силы с производственными отношениями – общественное разделение труда . Подробному рассмотрению этого вопроса нами посвящена отдельная работа⁴, здесь же обратимся только к влиянию разделения труда на характер общественно-экономических формаций.

Вообще-то на данное общественное явление обращали внимание еще мыслители древности. Например, Платон в своем «идеальном государстве» предполагал строгое соблюдение разделения труда⁵. Особую роль в этом отношении общественному разделению труда придавал А. Смит, считавший его важным фактором повышения производительности труда⁶. Более того, «по Смиту, оно является практически единственным фактором экономического прогресса»⁷. Его важное значение признавали и классики марксизма. Их точка зрения в целом не противоречила взглядам А. Смита, т. е. разделение труда представлялось им всего лишь специализацией функций исполнителей, повышающей их производительность.

Однако классики марксизма расширяли значение этого явления, в том числе полагая, что «разделение труда становится действительным разделением лишь с того момента, когда появляется разделение материального и духовного труда»⁸. Но на самом деле это последнее возникло практически одновременно с разделением между индивидами-исполнителями (или их группами) того, что они называли материальным трудом (т. е. своеобразной его технологической специализацией), создавая отличный от предыдущего вид разделения труда – социальный, связанный с разделением индивидов (или их групп), участвующих в производственном процессе, на непосредственных исполнителей и управляющих, т. е. выполняющих функции «материальные» и «духовные». Вот он-то как раз и связывал производственные отношения с производительными силами в соответствии с их характером и уровнем развития.

По словам Энгельса «первое крупное общественное разделение труда вместе с увеличением производительности труда, а следовательно, и богатства, и с расширением сферы производительной деятельности, при тогдашних исторических условиях, взятых в совокупности, с необходимостью влекло за собой рабство. Из первого крупного общественного разделения труда возникло и первое крупное разделение общества на два класса – господ и рабов, эксплуататоров и эксплуатируемых » ⁹ . И фактически классики марксизма исходили из того, что хотя далее сам характер классов и их отношений в других «исторических условиях» отличались в зависимости от общественно-экономической формации, но, всегда представляя антагонистические социальные группы в производственном процессе, по существу не менялись . Поэтому у них не возникло потребности в выделении общественного разделения труда в качестве особого механизма связи между производительными силами и производственными отношениями.

Более того, когда вопрос касался деления на классы, то Маркса интересовал не конкретный характер труда (в том числе то, «материальный» он или «духовный»), а только является ли данный труд «производительным». А, по его мнению, «“производительный труд” – это такая характеристика труда, которая непосредственно не имеет абсолютно ничего общего с определенным содержанием труда, с его особой полезностью или со специфической потребительной стоимостью, в которой он выражается. Один и тот же вид труда может быть как производительным, так и непроизводительным». Скажем, при капитализме не только рабочий, но и «писатель является производительным работником не потому, что он производит идеи, а потому, что он обогащает книгопродавца, издающего его сочинения, т. е. он производителен постольку, поскольку является наемным работником какого-нибудь капиталиста»¹⁰, «производя» для него прибавочную стоимость.

2. Общественное разделение труда и общественно-экономические формации

К сожалению, в дальнейшем не только вообще в политэкономии, но и в рамках марксизма теория общественного разделения труда в ее социальных аспектах должного развития не получила. «Теория, построенная на изучении разделения труда как главного механизма развития, возникла в рамках политэкономии и, возможно, могла бы получить развитие еще в 20-е годы прошлого века. Однако политические разногласия Розы Люксембург, которая была главным теоретиком этого направления, с Лениным в начале ХХ в. привели к тому, что и в СССР соответствующее направление было табуировано»¹¹. Впрочем, вполне законно обращая внимание на важную роль разделения труда в общественном развитии, цитированный автор также ограничивает данное явление только «горизонтальным» (технологическим) его видом, «углубление» которого, по его мнению, и является наиболее важным фактором общественного развития, напрочь игнорируя «вертикальное» (социальное), что уводит анализ далеко в сторону от реального движения общества.

Фактически «механизм» рождения новых общественно-экономических формаций в реальности выглядит следующим образом. Спонтанный научно-технический прогресс и, как его следствие, развитие производительных сил приводили к изменениям общественного разделения труда, приобретающего формы, соответствующие его новому содержанию: «Труд организовывается и разделяется различно, в зависимости от того, какими орудиями он располагает. Ручная мельница предполагает иное разделение труда, чем паровая»¹² . А это, в свою очередь, вело к формированию новых социальных групп, участвующих в процессе производства и, соответственно, к изменениям отношений между ними, т. е. производственных отношений .

Разумеется, классовая борьба на всем протяжении существования классового общества играла весьма существенную роль в формировании производственных отношений. Но ведущим фактором здесь всегда оставалась экономическая эффективность «вертикального» общественного разделения труда. Скажем, в рабовладельческом обществе восстания угнетенных никогда не приводили к его принципиальным изменениям. Отмечаемые Энгельсом преимущества в производительности труда по сравнению с общиной благодаря одновременному применению значительного количества работников делали этот строй весьма устойчивым. При этом рабовладельческие государства развивались в среде массы общественных образований общинного типа, еще не вошедших в стадию классового общества, поглощая их и сами постепенно превращаясь в государства-цивилизации.

Однако их относительно низкий общий интеллектуальный потенциал, являющийся следствием как жесткого отрешения большинства населения от «умственного труда», так и незаинтересованности исполнителей в результатах производства, совместно с излишествами господствующего класса, в большинстве своем с производством непосредственно не связанного, постепенно подтачивали устойчивость рабовладельческих государств, и ослабев, раньше или позже каждое их них становились жертвой внешних сил. Рабовладельческое государство-цивилизация при этом просто исчезало, а отнюдь не превращалось вследствие внутренних революционных изменений в «свое иное» – общество феодальное.

Тем не менее, феодальное общество, возникшее (через века!) на развалинах общества рабовладельческого в виде феодальных цивилизаций, разделенных на отдельные государства, в соответствии с гегелевской диалектикой действительно представляло собой антитезис по отношению к обществу рабовладельческому. Причиной этому стали изменения в характере «вертикального» разделения труда. Использование в какой-то степени научно-технических достижений своего предшественника позволило феодализму вернуться к индивидуальному производству на новом уровне, в котором непосредственные исполнители, частично обладавшие средствами производства, уже были заинтересованы как в результатах своего труда, так и в развитии его технологии и орудий. А господствующий класс, хотя, как и его предшественник, также стремился к роскоши как средству самоутверждения, но частично удовлетворял данную потребность благодаря своей сословной градации. Эксплуатация угнетенного класса господствующим классом в определенной степени приобрела личностный характер, что потребовало большего участия представителей господствующего класса в производстве.

Все это снизило возможности угнетенных исполнителей в активном противодействии господствующему классу. И, тем не менее, крестьянские восстания неоднократно потрясали феодальные государства, не приводя, однако к сколько-нибудь существенным изменениям общественного строя. А он в различных конкретных формах в свое время охватил практически всю Ойкумену, и несмотря на отрицательные следствия феодальной раздробленности, отличался высокой устойчивостью. Феодальные цивилизации, как и составляющие их государства, постоянно стремились потеснить друг друга, но вследствие примерно равного уровня их развития это не приводило к существенным результатам. Развитие же их продолжалось, внося соответствующие изменения в разделение труда в обществе. В частности, возникают и развиваются два новых общественных слоя, направленных на обслуживание потребностей господствующего класса (феодалов), – ремесленников и купцов.

Так продолжалось веками – вплоть до конца XV века, когда в мире произошли весьма существенные изменения, связанные с Великими географическими открытиями. Одна их феодальных цивилизаций, а именно западноевропейская христианская цивилизация, благодаря своему выгодному географическому положению овладевшая приемами навигации открытого моря, в результате организации дальних морских экспедиций вышла на цивилизации Нового Света, находящиеся на более низком уровне развития. И тогда, по словам Энгельса, для западноевропейцев «мир сразу сделался почти в десять раз больше, вместо четверти одного полушария перед взором западноевропейцев теперь предстал весь земной шар, и они спешили завладеть остальными семью четвертями»¹³. Как и в свое время на заре рабовладельческого общества, «к концу феодальной эпохи налицо снова были предпосылки для географического раздвоения человечества, на этот раз отвечавшего природе капитализма. Европейские мореплаватели и завоеватели, движимые духом еще не столько капиталистической, сколько феодальной экспансии, набросились на народы Америки и Индонезии. Через несколько столетий мир снова, как в античности, был разделен на две взаимосвязанные и грозно противостоящие друг другу половины: метрополии и колонии»¹⁴.

Началось формирование новой общественно-экономической формации – капитализма. «Открытие золотых и серебряных приисков в Америке, искоренение, порабощение и погребение заживо туземного населения в рудниках, первые шаги по завоеванию и разграблению Ост-Индии, превращение Африки в заповедное поле охоты на чернокожих – такова была утренняя заря капиталистической эры производства. Эти идиллические процессы суть главные моменты первоначального накопления». Именно «сокровища, добытые за пределами Европы посредством прямого грабежа, порабощения туземцев, убийств, притекали в метрополию и тут превращались в капитал»¹⁵. Так было положено начало капитализму.

3. Основное противоречие капитализма

Следует, однако, отметить, что у Маркса здесь речь идет именно о первоначальном накоплении . Он не считал указанные процессы особо существенными применительно к дальнейшему функционированию капитализма, ибо полагал, что в принципе первоначальный капитал постепенно замещается посредством эксплуатации рабочей силы прибавочной стоимостью, и таким образом в последующем процессе принципиальной роли не играет. Поэтому и в «Капитале» он вопрос о процессах в колониях в рамках общей теории данной общественно-экономической формации специально не рассматривает, а в посвященной им двадцать пятой главе первого тома «Капитала» его «занимает не положение колоний», а всего лишь вопросы идентичности определенных процессов в метрополии и в колониях¹⁶.

На самом же деле именно наличие колоний в общей системе данной формации является ее главным отличительным признаком по сравнению с другими. Если в рабовладельческом и феодальном обществе «вертикальное» (социальное) общественное разделение труда происходит (хотя и по-разному) на уровне производственных классов, то при капитализме основным его видом (естественно, при сохранении также прежнего) становится международное (точнее, межцивилизационное) разделение труда . При капитализме в странах метрополии и в колониях как бы сосуществуют два дополняющих друг друга способа производства, однако по существу это один и тот же способ производства, поскольку «на самом деле эти способы производства сцеплены друг с другом. Самые передовые зависят от самых отсталых, и наоборот: развитие – это другая сторона слаборазвитости»¹⁷. Но Маркс не принял во внимание того, что данное разделение труда «конкретизуется в виде модели развития и отсталости, которая противопоставит два лагеря человечества – имущих и неимущих (have и have-not), – разделенных еще более радикальной (!) пропастью, нежели та, что разделяет буржуазию и пролетариат развитых капиталистических стран»¹⁸. Что и делает его главным противоречием капитализма.

В качестве примера той роли, которую в развитии Запада играли колонии, можно привести сведения, упоминаемые Лениным в его работе «Империализм, как высшая стадия капит али зма», касаемо Англии как наиболее характерной страны-метрополии: «Народный доход Англии приблизительно удвоился с 1865 по 1898 г., а доход от “заграницы” за это время возрос в девять (!) раз»¹⁹. Так что же было главным для развития капитализма – внутренние процессы в «цивилизованных странах», столь подробно проанализированные Марксом, или же эксплуатация ими колоний?

В реальности «само существование капитализма зависит от этого закономерного расслоения мира… Капитализм … вовсе не смог бы развиваться без услужливой помощи чужого труда». В частности, именно грабеж колоний сделал возможной и так называемую «промышленную революцию», начавшуюся в Европе в конце XVIII в. «Революция эта была не просто инструментом развития, взятым самим по себе. Она была орудием господства и уничтожения международной конкуренции. Механизировавшись, промышленность Европы сделалась способной вытеснить традиционную промышленность других наций. Ров, вырытый тогда, впоследствии мог только шириться. Картина мировой истории с 1400 или 1450 г. по 1850-1950 гг. – это картина старинного равенства, которое рушилось под воздействием многовекового искажения, начавшегося с конца XV в. По сравнению с этой доминирующей линией все прочее было второстепенным»²⁰.

Маркс действительно представил глубокую и практически исчерпывающую картину процессов в капиталистическом обществе внутри стран-метрополий. Они же, развивая у себя «рыночную экономику» с эквивалентным обменом, в отношениях с колониями, скажем, в области торговли, стремились избавиться даже от того главного, что, по мнению Маркса, в принципе лежало в фундаменте капиталистических отношений, – «от правил традиционного рынка, нередко чересчур сковывающих... Очевидно, что речь идет здесь о неэквивалентных обменах, в которых конкуренция, являющаяся основным законом так называемой рыночной экономики, не занимает подобающего места»²¹. То есть то, что столь скрупулезно исследовал Маркс, оказывается отнюдь не главным применительно к развитию капитализма в целом ! Как же столь выдающийся исследователь мог допустить такую существенную ошибку?

Да не было никакой ошибки. Точно так же можно по прошествии какого-то времени «уличить» в ошибках любого ученого, включая Ньютона и Дарвина. А на самом деле у них имели место не ошибки (то есть логически неверное построение теории), а заблуждения, закономерно вызванные принципиальной неполнотой знаний . По этому поводу В.И. Вернадский справедливо замечал, что «неизменная научная истина составляет тот далекий идеал, к которому стремится наука и над которым постоянно работают ее рабочие. Только некоторые, все еще очень небольшие, части научного мировоззрения неопровержимо доказаны или вполне соответствуют в данное время формальной действительности и являются научными истинами» ²² . Ученый своей деятельностью как раз и стремится устранить существующие заблуждения (при этом неизбежно впадая в новые). Вопрос только в том, насколько успешно это делается.

Маркс делал это чрезвычайно успешно. Только сейчас, на существенно более высоком уровне знаний, мы можем более или менее полно представить себе то, что «не учел» Маркс в своей теории развития общества вообще, и капитализма в частности. Прежде всего это относится к главному объекту исследования – обществу. Классики марксизма его как таковой никогда точно не определяли. Иногда у них это было некое общество вообще, просто представляющее собой систему отношений между людьми, иногда государство как некоторое относительно целостное социальное образование, а иногда и человечество в своей всеобщности. Говоря об общественных процессах в частных случаях, Маркс использовал такие, например, выражениями как «в масштабах общества», «данной страны в целом» и даже «в данном национальном обществе». А это неизбежно приводило к определенным теоретическим издержкам.

Рассматривая капиталистический способ производства как определенное социальное явление, Маркс, чтобы исключить «мешающие побочные обстоятельства», полагал возможным представлять весь мир «как одну нацию и считать, что капиталистическое производство (имеется в виду в его западноевропейском варианте! – Л.Г.) закрепилось повсеместно», что принципиально не соответствует самой сущности капитализма. Притом классики марксизма прекрасно осознавали, что «всемирная история существовала не всегда; история как всемирная история – результат» ²³ . Соответственно зачастую она ими по необходимости относилась в каждом конкретном случае только к той или иной его локальной части. Но без представления последней в качестве вполне определенного и четко выделенного объекта развития.

А объектом изучения в данном отношении может быть только такое общественное образование, которое в его функционировании можно представить в качестве некоего целостного субъекта . Критерия его выделения не существовало, поскольку считалось, что до полного коммунизма (т. е. единого общества-человечества) «рассматривать общество как один-единственный субъект значит рассматривать его неправильно. У одного субъекта производство и потребление выступают как моменты одного акта» ²⁴ . А вот такого субъекта в то время в человечестве Маркс как раз и не усматривал, хотя он уже реально существовал на основе международного (межцивилизационного) разделения труда, в которое капитализм уже тогда вовлек практически все человечество.

Конечно, и раньше существовало технологическое («горизонтальное») международное разделение труда и соответственно международная торговля, появлялись и зачатки неравноправного социального («вертикального») разделения труда – «все это возникло раньше, но именно поиски и колонизация заморских земель впервые соединили разрозненные зачатки нового разделения труда в единый комплекс»²⁵. «Глобальное значение Запада стало реальностью истории планеты, а “западный вопрос” стал в некотором смысле роковым. Наступление Запада коренным образом повлияло на облик современного мира. Причем не только в доцивилизованных обществах рушились хрупкие социальные структуры. Вполне развитые незападные цивилизации также конвульсировали и деформировались под влиянием этой в прямом смысле слова мировой революции, инспирированной Западом»²⁶. Так началось реальное становление «классического» капитализма.

Но Маркс считал эти моменты несущественными: «Мы отвлекаемся здесь от внешней торговли, при помощи которой нация может превратить предметы роскоши в средства производства и жизненные средства или наоборот. Для того, чтобы предмет нашего исследования был в его чистом виде, без мешающих побочных обстоятельств, мы должны весь торгующий мир рассматривать как одну нацию и предположить, что капиталистическое производство укрепилось повсеместно и овладело всеми отраслями производства» ²⁷ . «Капиталистическое производство» именно в его «западном» варианте! Поэтому он и выбрал главным своим объектом (моделью) конкретную отдельную страну, а именно Англию, являющеюся, по его мнению, типично капиталистической страной, причем наиболее развитой, где характерные черты данного строя проявляются наиболее явственно, никак не связывая ее с колониями.

Полагая в соответствии с гегелевскими представлениями о развитии, что капитализм «вырастает» из феодализма, Маркс считал, что все страны в своем развитии, пусть и в разное время, проходят все тот же путь, причем «страна, промышленно более развитая, показывает менее развитой стране лишь картину ее собственного будущего »²⁸. А в действительности капитализм по самой своей сути предполагает обязательное одновременное наличие как «развитых», так и «развивающихся» стран, ибо существование отсталых стран есть необходимое условие бытия капитализма как способа производства (равно как и одновременное существование рабочих и буржуазии для данного классового общества). С их исчезновением неминуемо исчезнет и капитализм.

Соответственно, по Марксу, и конец данной общественно-экономической формации должен был определяться все тем же развитием производительных сил под действием научно-технического прогресса, в конечном счете неуклонно ведущего к окончательному обобществлению производства, за ненадобностью упраздняющему частною собственность, а следовательно, и любое классовое общество. Что же касается собственно капитализма, то классики марксизма считали, что он, вообще-то, экономически в основном уже создал материальную базу для коммунизма, и для наступления последнего необходимо было только пролетариату «экспроприировать экспроприаторов» и в результате революции в большинстве передовых стран взять в свои руки политическую власть, и соответствующим образом преобразовать общество (прежде всего, в плане распределения). Для этого был выдвинут лозунг: «Пролетарии всех (?) стран, соединяйтесь!». Ну, разумеется, прежде всего «передовых», каковыми предполагались страны западноевропейской цивилизации; но при этом были упоминания и о том, что затем они помогут также странам «отсталым».

4. Революция «против “Капитала”»

В теории все было последовательно и логично, но на практике первая революция, упразднившая частную собственность на средства производства, к немалому удивлению и смущению самих революционеров произошла не в большинстве промышленно наиболее развитых стран, как то предполагали классики марксизма, а в одной гораздо менее развитой, да еще и не избавившейся полностью от феодальных отношений стране – России. Но она произошла именно там. Российские революционеры свято верили в истины, провозглашенные в «Капитале». А революция пошла своим путем, существенно отличным от предполагавшегося. Недаром молодой журналист Антонио Грамши еще тогда совершенно справедливо назвал ее «революцией против “Капитала” Маркса»²⁹. Такой она и была. Но ведь она же тем не менее произошла! Причем огромную роль в ее победе и развитии сыграл В.И. Ленин.

А Ленин был ортодоксальным марксистом, полностью принимавшим теоретические положения Маркса. Но, будучи гением, он много глубже, чем кто-либо другой, понимал и анализировал текущую политическую ситуацию, и действовал в соответствии с требованиями конкретного момента. Еще в начале 1917 года он вообще не был уверен, что ожидавшаяся революция начнется при его жизни. Но коль скоро она все же началась, действия его были строго выверенными в соответствии с внутренней и международной обстановкой, и по большей части адекватными ей – независимо от каких бы то ни было общих соображений. И величайшее событие новой истории – Великая Октябрьская социалистическая революция, свершилось – в полном несоответствии с основными предположениями Маркса.

Но как бы там ни было, возглавившие ее большевики должны были жить и действовать дальше: развивать ее и защищать, при этом еще и пытаясь понять, как же все это могло так произойти, и что делать дальше, коль скоро уж что-то пошло не так. И им удалось сохранить и продолжить революционные завоевания, а вот с пониманием дело обстояло значительно хуже, ибо события явно не укладывались в рамки в принятой ими марксистской теории. Ведь в соответствии с ней готовили и совершали революционеры-ленинцы эту революцию только и исключительно как часть (свою часть – по Ленину «узконациональную») революции всемирной. Причем надежда на всемирный характер была не только до революции, но оставалось еще длительное время и после ее свершения. Даже весной 1918 года Ленин считал российских революционеров всего лишь социалистическим отрядом, «отколовшимся в силу событий от рядов социалистической армии», который вынужден «переждать, пока социалистическая революция в других странах прийдет на помощь».

И дело было здесь не только в том, что «окончательно победить можно только (!) в мировом масштабе и только совместными усилиями рабочих всех стран», но и в судьбе самой российской революции: нужно было «удержаться до тех пор, пока мы не встретим мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран», ибо «абсолютная (!) истина, что без немецкой революции мы погибли... во всяком случае при всех возможных мыслимых перипетиях, если немецкая революция не наступит, – мы погибнем» ³⁰ . Но революции в других странах (в том числе ту же немецкую) капитализм успешно придушил, а российская – вопреки всему! – выстояла. И продолжала развиваться.

Конечно, и большевики в целом, и Ленин в частности, не потеряли интереса к теоретическим вопросам, связанным с особенностями российской революции, но текущие задачи заслоняли их. Дел было невпроворот! Время анализа наступило значительно позже, когда и начали настойчиво искать объяснение расхождению практики с теорией – задним числом «поправляя» теорию так, чтобы она могла объяснить несоответствие практики предсказаниям Маркса. В результате появилась так называемая «теория слабого звена». И, разумеется, при этом ссылались на Ленина. Хотя, как мы видели, он-то как раз был глубоко убежден в том, что социалистическая революция обязательно должна иметь международный характер. Впоследствии (уже после революции!) Ленин говорил совершенно определенно: «мы и начали наше дело исключительно (!) в расчете на мировую революцию» ³¹ .

А вот до революции в статье «О лозунге Соединенных Штатов Европы» (1916 г.) Ленин действительно писал: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих или даже в одной, отдельно взятой, капиталистической (!) стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран...»³². То есть Ленин предполагал возможность победы революции в одной стране, но такой, которая могла бы «встать против остального капиталистического мира» (то есть стране передовой ). Других высказываний Ленина на этот счет не существует. Но из данного единственного высказывания был сделан далекоидущий вывод, что «на основании изучения империалистического капитализма Ленин, исходя из марксовой теории, пришел к выводу, что старая формула Энгельса и Маркса уже (!) не соответствует новой исторической обстановке, что социалистическая революция вполне может победить в одной, отдельно взятой, стране»³³.

Но мало того: оказывается, «цепь империалистического фронта, как правило (!), должна прорваться там, где звенья цепи слабее (!), и уж, во всяком случае, не обязательно (!) там, где капитализм более развит, где пролетариев столько-то процентов, а крестьян столько-то и так дальше»³⁴. То есть считалось, что «Ленин, исходя из марксистской теории, пришёл к выводу, что в новых условиях развития социалистическая революция вполне может победить в одной, отдельно взятой стране, что одновременная победа социалистической революции во всех странах или в большинстве цивилизованных стран невозможна (!) ввиду неравномерности вызревания революции в этих странах, что старая формула Маркса и Энгельса уже не соответствует новым историческим условиям»³⁵. Так и возникла «теория слабого звена», согласно которой, оказывается, «В. И. Ленин заменил (!) старую формулу К. Маркса и Ф. Энгельса новой формулой. Ленинская формула говорила о возможности победы социализма первоначально в нескольких или даже в одной, отдельно взятой стране и о невозможности (!?) одновременной его победы во всех или в большинстве капиталистических стран»³⁶.

Но так или иначе, а все-таки антикапиталистическая революция в России произошла. Однако она знаменовала только «начало конца» капитализма, как его начало знаменовали, скажем, еще до эпохи колонизации Нового Света в самой Западной Европе особые отношения между Англией и Ирландией. Она была не реализацией правила, а исключением из него, вызванным особым положением России в мире. А победить и выстоять революция смогла только в результате острого конфликта между «передовыми странами», прежде всего обделенной колониями Германией и обнаглевшими англосаксами. А когда Запад внутренне сорганизовался под эгидой США, локальному социализму в России пришел конец.

Революция, к которой готовились, и которую возглавили большевики, марксизмом предполагалась делом рабочего класса. Но свершилась она благодаря союзу «пролетариев города и пролетариев деревни»³⁷. С трибуны в Смольном 25 октября Ленин провозгласил: «Товарищи! Рабочая и крестьянская революция, о необходимости которой все время говорили большевики, совершилась». Рабочие как наиболее организованная и подготовленная социальная группа сыграли в ней весьма важную роль. Но по фактическому участию в революционных преобразованиях она оказалась преимущественно крестьянской, ибо крестьяне составляли большинство населения, а им нужна была земля. И в дальнейшем, уже в Советском Союзе, большинство его господствующей социальной группы (номенклатуры) составляли выходцы из крестьянства³⁸.

Однако революцию все же традиционно считали пролетарской имея в виду промышленный пролетариат. Здесь особо заслуживают внимания слова Ленина об отчаянной надежде на «мощную поддержку со стороны восставших рабочих других стран». Это вопрос принципиальный: а насколько вообще на такую поддержку можно было рассчитывать? То есть, насколько соответствовал реальному положению вещей лозунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» – соединяйтесь в совместной борьбе за свержение капитализма в своих «передовых странах». Как позже выявилось – мало соответствовал. Само его провозглашение явилось следствием представления, что главное противоречие капитализма – противоречие между пролетариатом и буржуазией. Оно, безусловно, существовало и оказывало весьма существенное влияние на процессы в капиталистическом обществе (в том числе и на рабочее движение), но в значительной мере зависело от действительно главного противоречия капитализма – характера межцивилизационного разделения труда, которое прежде всего и определяло социальное положение не только буржуазии, но и пролетариата «передовых стран».

Как отмечалось выше, начало капиталистической эры принесло успех преимущественно разным авантюристам и конкистадорам, занятым поисками Эльдорадо. Добытое в экспедициях золото и серебро они использовали в Западной Европе, дезорганизуя этим ее хозяйственную жизнь. Едва ли не на два столетия Европа погрузилась в хаос, уровень жизни не только угнетенного, но и господствующего класса существенно снизился . Однако процветали купцы (по Броделю «негоцианты»), которые добытые за морем ценности превращали в Европе в капитал. Здесь они организовывали производство со всеми описанными Марксом и Энгельсом «прелестями» начальной стадии развития капитализма: обезземеливание крестьян, сверхэксплуатация рабочих и т. д. Однако со временем к использованию открытых территорий начали подключаться государства, постепенно организуя и упорядочивая колониальную эксплуатацию. А это уже позволяло использовать ее результаты для существенных изменений ситуации в странах-метрополиях.

Возьмем тот же пример, что и Маркс, т. е. Англию. В изданной в 1847 году работе «Положение рабочего класса в Англии» Энгельс достаточно подробно рисует весьма неприглядную картину этого положения, – как на производстве, так и в быту. В конце же века при переиздании его книги в США он отмечает «длительное улучшение» в положении английского рабочего класса³⁹. По этому поводу Ф. Бродель, считавший, что «английский народ тяжело оплатил свои победы», говорил, что зато «после 1850 г., позднее, весь (!) английский народ (каковы бы ни были его социальные неравенства) принял участие во всемирном торжестве Англии»⁴⁰. Действительно весь, в том числе и рабочий класс – за счет эксплуатации колоний. Первые ростки этого Энгельс отметил еще когда в 1858 г. писал Марксу об «обуржуазивании» рабочего класса Англии, считая это явление вполне закономерным для нации, «эксплуатирующей весь мир»⁴¹. Таким образом, рабочие «передовых стран», говоря словами Энгельса, «стали на сторону» своей буржуазии. Борьбу-то с ней они продолжили, но уже не за изменение мира, а за «справедливый» дележ колониального пирога.

В Первую мировую войну своим поведением такую позицию хорошо продемонстрировали западные социал-демократы. Тех представителей рабочего класса, которые поддерживали свою буржуазию, Ленин называл «социал-шовинистами»: «Социал-шовинисты – наши классовые противники, буржуа среди рабочего движения. Они представляют слои, группы, прослойки рабочих, объективно подкупленных буржуазией (лучшая плата, почетные места и т. д.) и помогающих своей буржуазии грабить и душить мелкие и слабые народы, бороться из-за дележа капиталистической добычи»⁴². Но в странах-метрополиях это были вовсе не «группы и прослойки», в эксплуатации колоний оказывались экономически заинтересованными все без исключения слои населения, в том числе и рабочие.

Попытки революции в странах Европы в начале ХХ века, вызванные событиями Первой мировой войны, потому и потерпели поражение, что не были поддержаны широкой массой трудящихся. В это время в Западной Европе именно на основе конкуренции в эксплуатации колоний происходит активное строительство национальных государств. Жестоко ошибался Троцкий, когда утверждал, что « у трудящихся нет ни малейшего интереса защищать нынешние границы, особенно в Европе, – ни под командой своей буржуазии, ни, тем менее, в революционном восстании против нее»⁴³. Очень даже был интерес. Не оправдались и существовавшие перед Второй мировой войной в СССР надежды, что «немецкие рабочие не будут стрелять в советских» – стреляли, да еще и как… Тем более, что секретная инструкция гитлеровского командования специально требовала «воспитывать у каждого офицера и солдата германской армии чувства личной материальной заинтересованности в войне»⁴⁴.

Повторим: классовые противоречия между рабочими и буржуазией «передовых стран» безусловно существовали, и оказывали существенное влияние на процессы в них. Но ведущими для капитализма как общественно-экономической формации были противоречия межцивилизационные, и в них рабочие «передовых стран» столь же безусловно были на стороне своей буржуазии . Так что на «пролетарскую революцию» в «передовых странах» с «соединяющимися» пролетариями рассчитывать бесполезно в принципе. Еще в 1920 г. социал-демократ Бертран Рассел справедливо утверждал: «Можно вообразить большевизацию Англии в результате неудачной войны, повлекшей потерю Индии, – последнее не кажется очень неправдоподобным в последующие несколько лет. Но сейчас простой рабочий в Англии не будет рисковать тем, что он имеет, ради сомнительного приобретения в случае успеха революции»⁴⁵. Но и позже, после формальной «потери Индии», английские рабочие никаких стремлений к «большевизации Англии» не проявили…

5. Причины российской революции

Однако же вопрос о причинах несоответствия реальных революционных событий предполагавшимся согласно теории Маркса, до сих пор не потерял ни своего теоретического, ни практического значения. А этих причин было две: 1) то, что, как было сказано, в противоположность реальному положению Маркс главным противоречим капитализма считал классовую борьбу пролетариата с буржуазией, в то время как им являлось международное (межцивилизационное) разделение труда ; 2) то, что Россия занимала особое положение в этом разделении. Выше не раз отмечалось, что именно наличие международного «вертикального» разделения труда являлось главной особенностью капитализма по отношении к другим общественно-экономическим формациям, и именно оно определяло как его главные характеристики, так и движущие силы и особенности развития. Им определялся также и характер взаимоотношений буржуазии с пролетариатом. И Маркс совершено точно представил эти отношения – вплоть до середины XIX века. Но позже ситуация кардинально изменилась, и закономерный конец капитализму положит отнюдь не пролетарская революция в «передовых странах». Тогда что же?

К этому вопросу мы вернемся ниже, а пока обратимся к причинам российской революции . Рассмотрим для этого то самое «особое положение» Российской империи в мире, которым часто и объясняют особенности российской революции. Так, например, Э. Ильенков верно отмечал, что «система идей, именуемая “марксизмом”, – это естественно созревший результат развития традиций “западной культуры”, или, если быть совсем точным, – западноевропейской цивилизации», однако ошибочно считал, что «Россия ... была интегральной частью “западного мира”, и революция 1917 года была вынуждена решать типично “западную” проблему». А имевшие при этом место непредусмотренные «отрицательные явления» были вызваны прежде всего остатками (!) «добуржуазных, докапиталистических форм регламентации жизни», что «как раз препятствовало здесь утверждению подлинных идей Маркса ... и приводило в ряде известных случаев к их “искажению”» ⁴⁶ . На самом же деле все происходило «с точностью до наоборот». Россия была «интегральной частью западного мира» только в том смысле, в каком лошадь является «интегральной частью» всадника. И соответственно социалистическая революция в России вовсе не была революцией в «отдельно взятой стране» этого западного мира. Строго говоря, она вообще не была революцией в некоей «отдельно взятой стране».

Еще раз обратим внимание, что, говоря о Российской империи, мы фактически имеем в виду евразийскую цивилизацию . Евразийское пространство как вмещающий ландшафт при огромном разнообразии природных условий в социальном отношении объединяет нечто общее. Несмотря на возможность существования и развития населения в каждом конкретном ландшафте, в целом неблагоприятные природные условия на всем пространстве данной цивилизации имеют то общее, что существенно ограничивает возможность получения прибавочного продукта. Это «в жарком климате потребности трудящегося оказываются меньшими, чем в европейских странах с умеренным климатом. Скромные размеры того, что он брал из урожая для своего прокормления, оставляли для обмена (с колониями – неэквивалентного – Л.Г.) больший прибавочный продукт» ⁴⁷ . В большей же части, заселенной русскими и ими же «колонизируемой» Евразии, природные условия являлись весьма суровыми. А были ли это заснеженные лесные дебри, скудная тундра или засушливые степи – в данном отношении не слишком существенные конкретные детали. Главное, что «климат России суровей, чем в любой индустриальной стране мира, и это влияет на эффективность любого производства, если определять эффективность по критерию издержки/выгоды» ⁴⁸ . И своей-то «элите» с трудом хватало скудного прибавочного продукта, а уж «пришлым» точно поживиться было нечем, разве что попытаться пограбить (что на протяжении веков периодически и предпринималось хищным Западом).

Что же касается политической власти, как, впрочем, и внутренних общественных отношений, то суровые природные условия (даже независимо от их конкретного характера), несомненно, внесли свою существенную лепту в формирование как авторитарности в управлении, так и общинных начал в народной (по выражению Ф. Броделя – «реальной») жизни, ибо и то, и другое способствовало выживанию за счет сплочения этноса.

Что предопределило, в частности, и своеобразный характер русской колонизации евразийских пространств – без образования классической империи (типа Римской или Британской), когда население метрополии живет за счет колоний . Скажем, тот же Ф. Бродель считал Сибирь для России чем-то вроде Америки для Европы в период колонизации. Однако «в распоряжении той несовершенной Америки, какой была Северная Азия, не было ни негров, ни индейцев», а потому в «колонизации» главную роль играла собственная «русская и сибирская рабочая сила, по правде более подневольная, нежели добровольная» ⁴⁹ . При этом, в отличие от «классических» империй, по словам Энгельса, в это время «Россия действительно играет прогрессивную роль по отношению к Востоку ... играет цивилизаторскую роль для Черного и Каспийского морей и Центральной Азии, для башкир и татар» ⁵⁰ .

Эти отношения были особенными, поскольку и сама Россия была особенной. И эта особенность так же проистекала из ее географического положения, как и особенности самого Запада (тогда – Западной Европы) – из его⁵¹. После Великого переселения народов, когда в Евразии начали формироваться феодальные цивилизации, государства Западной Европы оказались в особо благоприятных географических условиях, обеспечивающихся Гольфстримом. А будущая Россия – в особо неблагоприятных. «Открытие» Сибири и других смежных областей также приводили к захвату новых земель, но их результат вследствие других географических условий кардинально отличался от западноевропейского.

Однако первое, что в отношении России сбивало расистский Запад, так сказать, с панталыку, было то, что в основном населяющие ее славяне относились к тому же антропологическому типу. То есть тоже как бы европейцы, но какие-то странные: вроде бы так же завоевывают территории с населением другого типа, но не превращают их в эксплуатируемые колонии, а просто присоединяют к себе, делая их своей частью . Господствующие на этих территориях социальные группы не трансформируют в «промежуточных» исполнителей своей воли, а напрямую включают в имперскую «элиту». И в этой «элите» появляются аристократы с фамилиями, имеющие, скажем, тюркское или грузинское происхождение, чего нельзя было себе даже представить в той же Британской империи. А, например, при разделе Польши вся ее высшая аристократия была непосредственно включена в российскую. Некоторые существовавшие различия чаще всего носили религиозный характер.

Разумеется, такая роль России не была связана ни с неким специфическим врожденным «русским характером», ни тем более с особым «гуманизмом» русского царизма. Она опять же определялась объективными условиями того времени, имеющими место как во вроде бы «метрополии», так и в потенциальных «колониях». И главное из этих условий – экономическая нецелесообразность эксплуатации «метрополией» таких «колоний». Учитывая суровость условий, «внешняя эксплуатация» покоренных народов неизбежно привела бы к изъятию (при значительных затратах на это) не только прибавочного, но и части необходимого продукта, а следовательно, к их быстрому исчезновению, что в конечном счете лишено смысла для покорителей. Куда полезнее перенять определенные особенности уклада, связанные с природными условиями, и адаптироваться самим к последним. Таким образом «мы построили свое государство там, где больше никто не живет. Это частность? Не совсем. По большому счету только это отличает нас от “нормальных людей”, в остальном мы такие же дети Адама» ⁵² .

Поэтому и строилось это государство-цивилизация достаточно специфически. Условия, в конечном счете, определили и результаты. В виде Российской империи было сформировано как раз то, что Л. Гумилев называл «суперэтносом». При этом, как было сказано, господствующие социальные группы присоединявшихся этносов на равных включались в общеимперскую. «Поскольку все эти этносы входили в систему единого евразийского суперэтноса, межплеменные столкновения не переходили ни в истребительные, ни в завоевательные войны. Все эти этносы жили натуральным хозяйством, которое всегда тесно связано с природными особенностями вмещающих ландшафтов». В этой цивилизации различные (не только упоминаемые Гумилевым славянские и тюркские) народы «связывала не общность быта, нравов, культуры и языка, а общность исторической судьбы: наличие общих врагов и единство политических задач, основной из которых было не погибнуть, а уцелеть... Все эти этносы входили в систему единого евразийского суперэтноса» ⁵³ . Только такой конгломерат славянских и тюркских (как и многих других) народов мог в будущем составить ту основу, на которой затем формировалась новая историческая общность – советский народ.

А поскольку « характер культуры складывающейся народности определяется вмещающим ландшафтом, через его экономические возможности» ⁵⁴ , то еще раньше это же сформировало и ту самую таинственную «русскую душу» с одной стороны, и ее хроническое непонимание Западом – с другой. Западный расистский буржуазный менталитет веками предполагает «естественное» четкое и определенное деление мира на эксплуататоров («цивилизованные страны») и эксплуатируемых (весь остальной мир «дикарей»), между которыми существует биологическое неравенство. Россия же полностью не подходила ни под то, ни под другое определение. Вроде такие же люди, а вот поди ж ты – совсем иначе себя ведут. Этого «цивилизованные» понять просто не в состоянии: как это может быть, чтобы и не было эксплуатации других народов, и невозможно было извне эксплуатировать данный. А, стало быть, что гораздо важнее, вообще непонятно, как эту страну (цивилизацию) в принципе можно вписать в глобальную структуру капитализма, где других ролей, кроме господства и подчинения, не предусмотрено?

Ситуация начала меняться только с повышением производительности труда (не без влияния промышленной революции на самом Западе). Имея связи (в том числе торговые) с западными «передовыми» странами, Россия воспринимала часть их достижений в производстве и культуре. А начиная с эпохи Петра І заимствование стало гораздо интенсивнее, что, соответственно, ускорило развитие России. С повышением же производительности труда в конце девятнадцатого века пошел и активный процесс экономического превращения России в западную полуколонию (прежде всего посредством западного капитала).

До того Россия все еще пребывала на стадии феодализма. И все еще уровень производительности труда не соответствовал экономическим требованиям к колониям Запада, соответственно оставляя ее вне системы капиталистического международного разделения труда. Что, впрочем, не мешало последнему периодически – примерно раз в сто лет – предпринимать попытки (всегда неудачные) военным путем изменить положение. Но к концу девятнадцатого века уровень развития России уже делал целесообразным (несмотря даже на неблагоприятные природные условия) ее использование в колониальной системе. Соответственно началась ее интенсивная колонизация странами Запада экономическим путем, т. е. насаждение в Росси того, что иногда называют «зависимым капитализмом» – колониальной составляющей капиталистического уклада, посредством использования иностранного капитала.

К 1913 г. банки через владение контрольными пакетами акций распоряжались 88% собственности предприятий металлургической промышленности, 96% — судостроения, 81,2% — вагоностроения, 75% — угольной промышленности, 60% — всей нефтедобычи, 80% — добычи меди. Все крупные экономические реформы в 1906—1909 гг. были осуществлены при участии иностранных инвестиций. 60—70% акций промышленных предприятий находились в портфелях банков и котировались на иностранных биржах. Иностранный капитал в России фактически владел промышленностью как через прямое участие в индустрии, так и через подчиненную ему «дочернюю» систему российских банков. При этом для иностранного финансового капитала распоряжение российскими накоплениями было гарантировано системой взаимоотношений, которая создалась между этим капиталом и Министерством финансов России в результате огромной иностранной задолженности царского правительства.

Иностранный капитал, попадая в Россию, получал возможность расти быстрее (!), чем у себя дома. Ежегодно иностранный капитал вывозил (!) из России огромные прибыли (значительно превышавшие инвестиции в русскую промышленность). Он был фактически монополистом в банковской системе и в российской тяжелой промышленности (от 75 до 90%). Он захватывал у отечественного капитала одно производство за другим, особенно за счет контроля через банковскую систему и монополизацию производства ряда отраслей тяжелой и добывающей промышленности. Несомненно, иностранный капитал позволял России быстрее оказаться в так называемом цивилизованном обществе. Но этими благами цивилизации могла пользоваться лишь «элита», а платить должно было все население страны. Однако и такое ускорение развития носило ситуативный характер: если в конце XIX в. иностранный капитал способствовал ускорению индустриализации страны, то с начала XX века он стал постепенно превращаться в тормоз экономического развития России⁵⁵.

Так что в конце ХІХ – начале ХХ века в России действительно быстрыми темпами развивался капитализм, но не «настоящий» (классический) капитализм страны-метрополии, а типичный колониальный «зависимый капитализм», предполагающий эксплуатацию «цивилизованными странами». Соответственно и при ее несомненном прогрессе отставание России от этих «цивилизованных стран» не уменьшалось, а возрастало . В те времена, может быть, самым точным показателем уровня промышленного развития было производство чугуна и стали. Россия в 1900 году отставала от США по производству чугуна в 8 раз, по стали – в 7,7 раза. Но в 1913 году, году своего наивысшего дореволюционного развития, уже гораздо сильнее – в 11 и 9 раз. Не лучше обстояло дело и по отношению к европейским странам; например, указанное «возрастание отставания» по отношению к Германии составляло соответственно от 6 и 5,7 до 8 и 7,4; по отношению к Франции – от 3 и 2 до 4 и 3,5 раза. Ну, а почти весь свинец и цинк, весь алюминий и никель в 1913 году импортировались; импортировалось 58 % даже сельскохозяйственных машин, 60 % оборудования для промышленности (а металлорежущие станки – и вовсе 80 %), автомобили и тракторы – 100 %. Поневоле, даже при периодически повторяющемся голоде, будешь «пол-Европы» снабжать зерном (имперский министр финансов Вышнеградский определил политику так: "Недоедим, но вывезем!").

Следовательно, в конце ХІХ – начале ХХ века в Российской империи развивался вовсе «не тот» капитализм, который существовал в «передовых странах». Так что в своей первой научной работе «Развитие капитализма в России» Ленин повторял «ошибку» Маркса, считавшего, что главным признаком капитализма являются рыночные отношения с эквивалентным обменом. Ни о каком эквивалентном обмене здесь и речи быть не могло – формировался колониальный «зависимый капитализм». Так что и никакой революции в понимании Маркса здесь вообще произойти не могло по определению. Как, впрочем, и в «передовых странах». Ибо у празднение капитализма как социально-экономической формации предполагает обязательное разрешение не внутренних противоречий в отдельных капиталистических странах, а международных противоречий внутри всего капитализма как мировой системы, то есть между «передовыми» и «отсталыми» странами. Соответственно и революционные преобразования должны были осуществляться не внутри «передовых стран», а против них. И при этом действительно касаться не одной, а всех или уж во всяком случае большинства этих стран. Это, кстати, происходило (хотя и в весьма своеобразном виде), и при российской революции.

6. Советский Союз – достижения и поражение

Поскольку Россия не была одной из имеющихся в виду классиками марксизма «передовых» (т. е. империалистических) стран, то и революционные процессы осуществлялись в ней самой, но в конечном счете объективно они были направлены вообще против империализма в целом, стремившегося превратить ее в колонию . Поэтому, несмотря на существовавшие острые противоречия между империалистическими странами, события в России вызвали интервенцию со стороны аж четырнадцати «передовых» держав! И спасли российскую революцию только упомянутые противоречия: все же в то время «передовым странам» было не до нее – как раз в это время они интенсивно выясняли отношения между собой. То есть, благодаря стечению ряда благоприятных обстоятельств, упразднение капитализма (вроде бы по отношению к себе, а, следовательно, и у себя ) все же в конечном счете осуществилось одной отдельной «не совсем колонией», но и «не совсем передовой страной» против всей капиталистической системы в лице всех империалистических стран. И вроде бы страной Россией, но на самом деле евразийской цивилизацией против западноевропейской. Так что и в этом случае «Россию необходимо рассматривать как отдельную цивилизацию, самостоятельную и самобытную, анализ которой требует особого методологического и понятийного аппарата»⁵⁶.

Поэтому в России не было двух революций – буржуазной и социалистической. Была одна – начинавшаяся как буржуазная, а закончившаяся как социалистическая. А по сути дела, это была вызванная стечением обстоятельств первая, как бы еще «преждевременная», революция антикапиталистическая, объективно направленная против капитализма как целостной общественно-экономической системы с международным (межцивилизационным) социальным разделением труда. Капитализма в лице стран-метрополий (а следовательно, и с межцивилизационной эксплуатацией, и собственной компрадорской «элитой» в эксплуатируемых странах), и покончившая с ним в России как цивилизации евразийской . А социализм как формация переходная уже стал в ней неизбежным следствием ликвидации капитализма – другого-то не дано! Таким образом, революция в России произошла не потому, что она оказалась «самым слабым звеном» в «цепи» империалистических стран, а, наоборот, потому, что была «самым сильным звеном» среди стран колониальных . Ее экономическое развитие превышало уровень остальных, а ее компрадорская буржуазия вследствие остаточных явлений феодализма еще не успела сформироваться в монолитную социальную группу, и с ней удалось справиться восставшему под руководством большевиков народу . Ну, а сберечь завоевания революции они смогли по ряду причин, основными из которых были пока еще слабая интегрированность в капиталистическое международное разделение труда, и имевший в то время место пик противоречий между империалистическими странами. И, опять же, особое положение в мире России как страны-цивилизации.

Таким образом, революция в России оказалась «исключением из правил». В общем-то в истории подобные «исключения» не являются чем-то особенным в развитии человечества. Например, становление и развитие феодализма в некоторых азиатских регионах, скажем, в Китае, имело свои особенности (Маркс соответствующий социально-экономический строй называл «азиатским способом производства»). А тот же капитализм, как упоминалось выше, локально возник в Англии за счет порабощения Ирландии еще до Великих географических открытий, положивших ему начало уже во всей Западной Европе. Такие исключения вызывались спецификой экономгеографических условий и относительной изолированностью.

Касается это и революции 1917 года в России. Именно потому, что российская революция происходила «не по правилам», то есть в значительной мере благодаря историческим случайностям, она соответственно в большей степени, чем революции буржуазные, зависела от личностей. Два великих политических деятеля – Ленин и Сталин – сыграли особую роль в создании Советского Союза. А вот последующие его руководители «не потянули» против «естественного» хода развития. Иначе дело в свое время обстояло с буржуазными революциями в Западной Европе. Дело в том, что к моменту буржуазных революций капитализм в ней уже победил в социально-экономическом плане. Вопрос шел только о захвате власти уже экономически господствующей социальной группой. В результате же Октябрьской революции новый социально-экономический строй еще только предстояло создать, а новая господствующая социальная группа еще только должна была возникнуть.

С ожидавшейся «диктатурой пролетариата» сразу же ничего не вышло. И не только потому, что он был пока малочисленным. Главное, что в нем сильны еще были «старые предрассудки, приковывающие рабочего к старому миру»⁵⁷, и революционерам приходилось «бороться с недостатками в рабочей среде сознания общности интересов, с отдельными проявлениями синдикализма» ⁵⁸ . Поэтому реально не весь пролетариат как «самоорганизующаяся масса», как это предполагалось изначально, а только лишь «авангард пролетариата взял в свои руки строительство власти», начала устанавливаться «диктатура революционных элементов (!) класса»⁵⁹. Происходило «выделение революционной и только революционной части пролетариата в партию и такой же части партии в руководящие центры ее»⁶⁰. Соответственно место диктатуры пролетариата как «самоорганизующейся массы» занимает диктатура той сравнительно узкой группы людей, которые «выделились» в упомянутые «руководящие центры», организованные в иерархическую структуру, т. е. партийной, хозяйственной и административной номенклатуры, превратившейся в господствующую социальную группу. Под ее руководством и осуществлялось строительство нового социально-экономического уклада.

Но несмотря на все особенности и сложности российской революции в силу ее «преждевременности», установившийся в бывшей Российской империи социалистический строй в силу самой своей природы обеспечил успешное развитие возникшего социалистического Советского Союза. А становление социалистического строя в Советском Союзе в значительной мере облегчалось уже ранее существовавшей своеобразной общественной идеологией, выработке которой способствовали все те же экономгеографические факторы, влияющие на производственные процессы. Они существенно обусловили выработку коллективистской идеологии на базе той общинной, которая всегда была характерной для России. Совместно со сравнительно высоким научно-техническим уровнем это сильно способствовало победе социалистических отношений. Как писал Маркс, «Россия – единственная страна в Европе, в которой общинное землевладение сохранилось в широком национальном масштабе, но в то же самое время Россия существует в современной исторической среде, она является современницей более высокой культуры, она связана с мировым рынком, на котором господствует капиталистическое производство»⁶¹. Считая, что именно «община является точкой опоры социального возрождения России»⁶², Маркс предполагал, что у российских крестьян «привычка к артельным отношениям значительно облегчила бы им переход от парцеллярной обработки к обработке коллективной»⁶³. И оказался совершенно прав.

Формирование социалистических производственных отношений обеспечило СССР весьма высокие темпы научно-технического развития. За время своего существования он в экономическом отношении прочно занял второе место в мире. Этому способствовало то, что Советский Союз сумел избежать капиталистического принудительного международного «вертикального» разделения труда. Сталин в докладе на XIV съезде ВКП(б) говорил: «Мы должны строить наше хозяйство так, чтобы наша страна не превратилась в придаток мировой капиталистической системы, чтобы она не была включена в общую систему капиталистического развития как ее подсобное предприятие, чтобы наше государство развивалось не как подсобное предприятие мирового капитализма, а как самостоятельная экономическая единица, опирающаяся главным образом на внутренний рынок»⁶⁴ (курсив наш – Л.Г.). Что, собственно, и делалось. Соответственно б урными темпами развивались народное хозяйство, наука и культура. Росло благосостояние советского народа. Крепла оборонная мощь, что не позволяло империалистическим странам осуществить военную ликвидацию СССР. И он действительно оказался несокрушимым перед внешними силами. Но потерпел поражение вследствие предательства своей собственной «элиты».

Действительно, главной причиной развала и социальной трансформации Советского Союза (проще говоря – контрреволюции) стало идейное разложение упоминавшейся выше его господствующей социальной группы – номенклатуры, ставшей основой формирования российской компрадорской буржуазии. Тому был ряд причин, главной из которых являлось идейное влияние капиталистического окружения. Оно практически не сказывалось на ее первой генерации – людей идейно убежденных, закаленных подпольем, революционными событиями, интервенцией и гражданской войной, напряжением индустриализации. Не говоря уж о Великой Отечественной войне. При всех внутренних разногласиях, вызванных отсутствием общепринятых теоретических обоснований, в основном это были люди самоотверженные и до конца преданные делу своей жизни. Но при дальнейшем самовоспроизведении номенклатуры помимо компетенции и преданности делу все большую роль стала играть готовность тех, кого в нее кооптировали, отстаивать ее общие интересы как особой социальной группы . И чем дальше, тем более важную роль стало играть данное обстоятельство. А пример «сладкой жизни» западной «элиты» начал производить на эту «элиту» СССР все более сильное впечатление, что и положило начало ее разложению.

При этом одной из важных конкретных причин последующих событий была профанация марксистской теории, превращаемой в нечто, кощунственно именуемое «марксизмом-ленинизмом». Это была не отличающаяся особой интеллектуальностью смесь произвольно толкуемых цитат из работ классиков марксизма, и «нововведений», объективно направленных на оправдание ревизионистского курса «поздней» номенклатуры. Вместо того, чтобы развивать великое учение Маркса, в том числе и подвергая некоторые его положения диалектическому отрицанию (а «ни в одной области не может происходить развитие, не отрицающее своих прежних форм существования»⁶⁵), для их «науки» было «характерно, что то, что на определенной исторической ступени развития было ново, оригинально, глубоко и обоснованно, она повторяет в такое время, когда это плоско, отстало и ложно»⁶⁶.

Это неизбежно приводило к ложным, а то и вообще нелепым выводам. Вершиной махровой глупости можно, видимо, считать хрущевское заявление, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме» – трудно себе даже представить что-либо более вредное практически и дискредитирующее марксизм теоретически. А для этого провозглашался курс на достижение «изобилия» (подразумевавшегося в качестве едва ли не главного признака коммунизма) как полного удовлетворения «разумных» потребностей (хотя никто толком не мог объяснить, какие же из них являются «разумными»). Так, в частности, ставилась «глобальная цель» «догнать Америку по молоку и мясу» и в некоторых других областях, в том числе применяя вполне себе капиталистические экономические инструменты, вроде хозрасчета, прибыли и т. п. Все это сначала дезориентировало номенклатуру, а позже способствовало ее полному перерождению. И, соответственно, также к развалу руководимого ею Советского Союза.

Таким образом, распад Советского Союза в значительной мере определился перерождением его «элиты» под влиянием капиталистического окружения. Да и само это окружение оказывало на Советский Союз, не имевший внешней поддержки, постоянное давление. Во время Второй мировой войны такие «цивилизованные страны» как США и Великобритания поневоле действовали в союзе с СССР. Но сразу же после нее началась конфронтация. Зато, казалось бы, Советский Союз приобрел других союзников-единомышленников — благодарные страны Восточной Европы, освобожденные им от фашистского ига (страны «народной демократии»).

Это мы так думали — несмотря на то, что большинство из них в том или ином виде принимали участие в войне против нас как раз на стороне фашистской Германии. И далеко не все по принуждению. А многие вообще рассчитывали получить определенную выгоду от ее победы, которую имели и до войны, пребывая в межцивилизационном разделении труда на стороне империалистических стран. Они, правда, не имели собственных колоний как страны западноевропейские, но, будучи в услужении у последних, получали определенную выгоду от существующего устройства мира. А мы, имея дело с «господской дворней», наивно полагали, что как истые «пролетарии» они, как и мы, готовы в потреблении ограничиться только тем, что сами же и заработали. Как бы не так: при первой же возможности они переметнулись в империалистический лагерь (попросту говоря – на Запад) с готовностью всячески ему прислуживать (естественно, не безвозмездно).

В результате ликвидации социализма в СССР все его республики были отброшены в свое «исходное состояние», т. е. в состояние полуколоний. С возвратом соответственно и политических институтов «полуфеодализма» — с авторитарной властью, опирающейся на «феодалов»-олигархов и высшее чиновничество, выполняющих волю Запада (местный вариант компрадорской буржуазии). Сейчас, правда, в определенной степени ситуация начинает меняться в связи с изменениями самого капитализма, но к этому мы вернемся ниже.

Итак, ни революции в России, ни возникшему в ее результате Советскому Союзу не удалось окончательно покончить с капитализмом не только во всем мире, но даже и в своей собственной евразийской цивилизации. Однако то, что было достигнуто, имело исторически чрезвычайно важное значение. Несмотря на относительно короткий срок своего существования, Советский Союз сумел выполнить ряд объективных задач, способствующих мировому развитию, то есть приблизил конец капитализма настолько, насколько смог:

1. он наглядно продемонстрировал возможность ликвидации капитализма, а также построения и успешного функционирования «посткапиталистического» (социалистического) общественного строя;

2. существенным образом способствовал ликвидации в мире колониальной системы в ее «классической» форме;

3. ценой огромных жертв предотвратил господство на планете наиболее реакционной формы капитализма – фашизма (нацизма);

4. в весьма значительной степени способствовал осуществлению и защите некоторых революционных преобразований в ряде стран (особенно это касается китайской революции).

7. Конец капитализма – разрешение его основного противоречия

Но, тем не менее, в целом объективная задача ликвидации капитализма как общественно-экономического строя, осталась нерешенной, и вопрос об антикапиталистической революции отнюдь не снят с повестки развития человечества. И его не решить, попросту повторяя как заклинания предположения Маркса о всемирной «пролетарской» революции в «передовых странах». Маркс высказывал их в определенных общественно-экономических условиях, которые с того времени существенно изменились. В результате сейчас , например, довольно забавными выглядят попытки некоторых горе-марксистов отыскать в современном обществе (в том числе западном) «пролетариат» (или хоть кого-нибудь на роль аналогичного «прогрессивного класса»), на революционность которого можно было бы рассчитывать. А забыли уже, как советские шахтеры – авангард рабочего класса! – стучали касками, требуя приватизации? Пролетариат в том виде, в каком он представлялся классикам марксизма, не существует уже больше ста лет. А главное, что все это время нарастали противоречия не столько внутри империалистических стран, сколько между ними и остальным миром . И в этом противостоянии «пролетариат» «передовых стран» был и будет на их стороне . Только бывшие колонии могут сформировать движущие силы нынешних и будущих революционных изменений. А экономические условия для них, как указывал еще Маркс, создает само развитие капитализма как мировой системы.

Итак, вернемся к Марксу. Согласно ему, развитие общества (в том числе смена общественно-экономических формаций) происходит за счет развития производительных сил. Но развитие самих производительных сил является следствием научно-технического прогресса, который в конечном счете выражается в передаче функций воздействия на предмет труда, ранее выполнявшихся непосредственно человеком, орудиям производства. А это зависит как от развития средств производства, так и от повышения интеллектуального уровня самих исполнителей. Фактически смена общественно-экономических формаций этим и характерна. Рабовладельческий строй отличается массовым применением рабочей силы при резком разделении «умственного» и «физического» труда. Конечно, «введение рабства при тогдашних условиях было большим шагом вперед … рост производительных сил … возможно лишь при помощи усиленного разделения труда, имевшего своей основой крупное разделение труда между массой, занятой простым физическим трудом, и немногими привилегированными, которые руководят работами, занимаются торговлей, государственными делами, а позднее также искусством и наукой»⁶⁷. Но ведь это объективно оборачивалось колоссальным «недоиспользованием» того, что отличает человека от других живых существ – его интеллекта! Поэтому в результате именно научно-технического прогресса на следующем этапе развития – при феодализме – уже оказалось возможным совершенствование орудий труда и технологии их применения также и самими исполнителями. А при капитализме вообще «значительная часть машин, употребляемых в тех мануфактурах, где проведено наибольшее разделение труда, была первоначально изобретена простыми рабочими»⁶⁸. И это благодаря расширению и углублению «вертикального» общественного разделения труда, передаче значительной части «физического» труда колониям и расширение области труда «умственного» в метрополиях.

Термины «империализм», «капитализм» и «колониализм» фактически обозначают одно и то же явление, только взятое в его различных аспектах. Термин «империализм» отражает положение стран-метрополий относительно колониальных стран, а также их отношения между собой по поводу последних. Термином «капитализм» принято обозначать совокупность экономических отношений внутри стран-метрополий – в каждой в отдельности и (условно) во всех вместе, то есть если, по упоминавшемуся выражению Маркса, « весь торгующий мир рассматривать как одну нацию». И, наконец, «колониализм» – это положение колониальных (позже «развивающихся») стран по отношению к странам-метрополиям. Только совместно они отражают капиталистический общественно-экономический уклад в его полноте и целостности.

Маркс же, под влиянием гегелевских представлений о развитии, по сути дела ограничился только вторым аспектом (переход феодализма в капитализм как в «свое иное»). То есть процесс представлялся похожим на превращение гусеницы в бабочку: в куколку вошла гусеница, а благодаря внутренним преобразованиям вышла бабочка. Но феодализм смог превратиться в капитализм только в результате «помощи чужого труда», т. е. благодаря внешним по отношению к данному объекту факторам – эксплуатации колоний. Это, естественно, должно учитываться в представлениях как о возникновении и развитии данного строя, так и об окончании его существования. Но в этом случае предполагавшаяся классиками марксизма внутренняя пролетарская антибуржуазная революция «в большинстве передовых стран», в реальности оказывается вообще принципиально невозможной .

А классики марксизма надеялись именно на внутреннюю революционную реорганизацию именно в «передовых странах». Ну, а «раз только реорганизована Европа и Северная Америка, это даст такую колоссальную силу и такой пример, что полуцивилизованные страны сами собой потянутся за нами; об этом позаботятся одни уже экономические потребности»⁶⁹. Но зачем «Европе и Северной Америке» «реорганизовываться» посредством социалистической революция – чтобы лишиться существенной части дохода? В том числе их рабочим: вместо того, чтобы свергать буржуа, «рабочие преспокойно пользуются вместе с ними колониальной монополией», утрачиваемой при таких преобразованиях. А ведь поскольку «освобождающийся пролетариат не может вести колониальных войн, то с этим придется примириться»⁷⁰. Что-то такого желания у рабочих «передовых стран» даже сегодня не наблюдается...

Как мы уже отмечали, на основе существовавших в его время представлений об обществе, Маркс исходил из предположения, что главным противоречием капитализма, постепенно охватывающего весь мир, является классовая борьба пролетариата с буржуазией – двух классов, определяющих социальную структуру общества. «Согласно нашему предположению, т. е. предполагая всеобщее и исключительное господство капиталистического производства, за исключением класса капиталистов (с их обслугой – Л.Г.) вообще не существует никаких других классов, кроме класса рабочих»⁷¹. Наличие колоний он считал обстоятельством важным, но временным и несущественным для развития капитализма как общественно-экономической формации.

Но на самом деле капитализм разделил мир на две различные и по размеру, и по значению, и по функциям части – метрополии и колонии . Действительно, формально в обоих частях были только буржуа и рабочие. Однако в первой части была, так сказать, «классическая» буржуазия, реализующую свои собственные отношения собственности на средства производства, а во второй – буржуазия компрадорская, выполняющая волю буржуазии метрополий. И рабочие были в обоих частях, но они, наоборот, именно в колониях подлежали эксплуатации в полном соответствии с теорией Маркса, а в метрополии начиная с некоторого времени сами стали пользоваться результатами такой эксплуатации. А в ее результате не только империалистические страны в целом обогащались за счет колоний, но даже «не менее 40% зарплат американца и западного европейца заработаны не ими, а туземцами, и равны они 3-4 туземным зарплатам туземного пролетария»⁷². Вот это фактически и определяет главное противоречие капитализма – неравноправное межцивилизационное «вертикальное» общественное разделение труда в мировом капиталистическом обществе. Поэтому рабочие «передовых стран», находящиеся в «верхней части» этой «вертикали», не очень-то расположены менять ситуацию.

8. Кризис межцивилизационного разделения труда

А вот бывшие колонии в ликвидации их колониальной зависимости очень даже заинтересованы. Они сами по себе не в состоянии вырваться из нее, и тем не менее постепенные изменения в этом отношении происходят. И происходит они, как и предсказывал Маркс, в результате развития самого капитализма как общественного строя. В том числе и в связи с изменениями методов колониальной эксплуатации. Капиталисты в «передовых странах» во все время существования данного общественного строя были озабочены только одним: «выкачать» из колониальных стран максимум прибыли. Так продолжается уже пятое столетие. Но при этом методы, обеспечивающие максимальный эффект, в соответствии с непрекращающимся научно-техническим прогрессом, как мы уже отмечали, менялись довольно существенно. Здесь не место их подробно рассматривать. Еще раз отметим только основные этапы этого процесса.

На первом этапе имело место обычное ограбление заморских народов западноевропейскими конкистадорами, или неравноправные торговые отношения (неэквивалентный обмен), осуществлявшиеся как бы купцами – выходцами из различных западноевропейских государств. Награбленное отправлялось в Западную Европу, превращаясь здесь в капитал и давая начало развитию новой общественно-экономической формации – капитализма.

В то время такие отношения с заморскими странами приносили выгоду только тем, кто в них участвовал, но хозяйственные отношения в западноевропейских государствах дезорганизовали. Поэтому последние стремились изменить эти отношения, превращая заморские страны в свои колонии и организуя их упорядоченную эксплуатацию. Что также приводило к конфликтам между странами метрополии. Полученные ресурсы были использованы для промышленной революции в Западной Европе, что знаменовало второй («классический») этап развития капитализма. Теперь колонии под руководством местной компрадорской буржуазии обогащали буржуазию метрополии. И не только. В это время и трудящиеся классы метрополий начинают получать определенную выгоду от такого рода отношений.

И, наконец, после Второй мировой войны начался третий этап капитализма. При формальной ликвидации колониальной системы неравноправное международное (межцивилизационное) разделение труда продолжало сохраняться. Однако главную роль в нем вместо государств-метрополий начинают играть их транснациональные корпорации. Причем оказалось, что бóльшую прибыль они могут получить путем перенесения многих отраслей производства в бывшие колонии с дешевой рабочей силой, что и превратилось в массированное явление. При этом как раз на базе транснациональных корпораций, движимых жаждой максимальной прибыли, Запад объединился под началом Соединенных Штатов. Этот третий период обеспечил дальнейший расцвет капитализма и одновременно положил «начало конца» его как общественно-экономической формации.

Дальше события развивались следующим образом. Поскольку прибыль в значительной степени зависит от стоимости рабочей силы, несоизмеримой для метрополии и колонии, данные корпорации нашли наиболее выгодным организацию процесса производства непосредственно в так называемых «развивающихся странах» – как только это стало возможным вследствие постепенного повышения уровня научно-технического развития этих стран. Но для этого пришлось поставить туда современное технологическое оборудование и передовую технологию, обеспечить техническое руководство, повысить квалификацию местной рабочей силы. Механизм заработал, но его функционирование кроме желаемого породило и другие социально-экономические последствия. Если производство организуется в бывшей колонии, то в силу экономической нецелесообразности аналогичное производство в метрополии сворачивается. А это значит, что при индустриализации «развивающихся» стран происходит деиндустриализация стран «развитых», что ведет к постепенному выравниванию их научно-технических потенциалов. А это сказывается не только на соотношении их ВВП, но и в ряде социальных процессов.

Дело в том, что такое выгодное для транснациональных корпораций помещение капитала оказалось чреватым целым рядом социально-экономических явлений как в бывших метрополиях, так и в бывших колониях. В последних внедряются прогрессивные технологии, готовится квалифицированная рабочая сила, повышается ее уровень жизни. А в бывших метрополиях нарастает богатство, но только верхних слоев финансовой буржуазии . Остальные слои населения либо практически ничего от этого не получают, либо их благосостояние падает. А деиндустриализация этих стран приводит и к снижению квалификации их рабочей силы. Экономика постепенно трансформируется, из производящей превращаясь в сервисную.

В результате за счет такого перераспределения производства усиливается социальное расслоение в самих странах Запада – транснациональные олигархи богатеют, а так называемый «средний класс», на котором основывалась социальная устойчивость этих стран, уменьшается в численности и беднеет из-за нежелания крупных капиталистов делиться доходами. И это естественно, поскольку вместе с переносом материального производства в страны «зависимого капитализма» снижается и роль тех социальных слоев, которые прежде обеспечивали его интеллектуальную составляющую в странах «ядра». Вот мнение о ситуации в США бывшего вице-президента банка Lehman Brothers (с которого, между прочим, начался кризис 2008 г.) Лоуренса Макдональда: «Глобализация лишила рабочих мест средний класс на Западе, обогатила владельцев компаний … с 1973 года доходы 1% самых богатых американцев выросли на 73%, доходы всех остальных – снизились на 5%». И, что весьма важно также с идеологической точки зрения, поскольку «доходы среднего класса американцев и европейцев с 1988 по 2008 год выросли на 1-5%, при этом доходы среднего класса в Азии выросли на 60-70%». Все это неизбежно ведет к росту внутренней напряженности и снижению стабильности в «цивилизованных» странах, и укрепляет позиции стран «развивающихся».

В тех же США происходящая деиндустриализация страны быстрыми темпами снижает ее промышленный потенциал. Как утверждает тот же Л. Макдональд, «“Стальной пояс” (Steel Belt) США, состоящий из штатов, в которых были сосредоточены крупнейшие сталелитейные и автомобильные заводы (Иллинойс, Пенсильвания, Индиана, Огайо) теперь называется “Ржавый пояс” (Rust Belt), где сильнее всего в стране растет безработица, преступность, смертность». В США «начиная с 2000 года, каждое шестое рабочее место исчезло из промышленного производства». Да и вообще «количество работающих американцев сократилось с 2000 года на 28 млн. человек. В декабре 2016 года количество неработающих американцев превысило 95 млн. человек»⁷³. Сами США из страны промышленников, инженеров и квалифицированных рабочих медленно, но уверенно превращаются в страну банкиров, мелких торговцев и клерков. Те же процессы, хотя и не столь явно выраженные, происходят и в других странах Запада.

Важную роль сыграло и нарушение всемирной монополии капитализма «развитых стран» на «умственный труд», связанное с возникновением нового общественного строя – социализма. В свое время благодаря последнему в СССР начался энергичный технологический и культурный прогресс, значительно нарушивший характер всемирного разделения труда. Кризис социализма в СССР затормозил этот процесс, но его уже нельзя остановить. С одной стороны, начал бурно развиваться социалистический Китай. С другой же вывоз капитала приводил к созданию капиталистических индустриальных «полупериферий», становящихся на фоне деиндустриализации стран «ядра» новыми центрами конденсации технологического и научного прогресса. В результате Запад начал все больше утрачивать всемирную монополию и на «умственный труд», что уже непосредственно нарушает сложившееся ранее глобальное разделение труда, обеспечивающего ему возможность эксплуатации большей части мира.

И все же главным следствием происходящих изменений объективно стало ускорение темпов развития в «развивающихся», и снижение его в «развитых» странах. Например, страны БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай, ЮАР) – это 43% населения планеты и 7,5 % роста ВВП в год, а США с другими странами Запада – 2,5% (при 17% населения Земли). В том числе это происходит в связи с перетеканием к первым технологий, а также инженерных и квалифицированных рабочих кадров, интенсификации в них научных исследований с одной стороны, и упоминавшееся выше постепенное превращение экономики западных стран из индустриальной в «сервисную» – с другой. Сейчас количество таких стран растет, что, кстати, приводит и к быстрому расширению данной организации.

В результате многие недавние «недоразвитые» страны в технологическом и научном отношении все меньше зависят от бывшей метрополии. И процессы эти ускоряются, оказывая все возрастающее деструктивное влияние на всю систему. Вследствие этого соотношение доли стран G7 и БРИКС в мировом ВВП по паритету покупательной способности довольно быстро меняется: 1995 г. – 44,9% /16,9%; 2010 г. – 34,3/26,6%; 2023 г. – 29,9%/32,1%⁷⁴. Явно видно, что доля ВВП «цивилизованных стран» в мировом ВВП в последние десятилетия неуклонно снижается, а доля ВВП «развивающихся стран» столь же неуклонно возрастает. Сегодня совокупный ВВП БРИКС составляет более 60 трлн долларов, и превышает ВВП стран G7, совокупный ВВП которых в 2023 году составил 46,3 трлн долларов. При этом разрыв неизбежно будет увеличиваться, поскольку даже после расширения БРИКС средний темп прироста по экономике уже в новом составе достигнет значения в 4,4% в год при мировом показателе в 3,2%, а темпы роста стран «Большой семерки» составят всего 1,7%.

И нет никаких оснований предполагать, что в дальнейшем эта тенденция как-то изменится. В результате многие недавние «недоразвитые» страны в технологическом и научном отношении не только все меньше зависят от стран бывшей метрополии, но иногда их уже и превосходят. И процессы эти ускоряются, оказывая все возрастающее влияние на всю систему в финансовом, политическом, социальном, военном и других отношениях. Этот глобальный кризис международного «вертикального» разделения труда неуклонно ведет к ликвидации последнего, т. е. к революционному изменению социально-экономического строя в мире, а дальше и к социальной революции, фиксирующей новую всемирную общественно-экономическую ситуацию.

Что касается социальной революции, то, по-видимому, не следует вслед за Марксом считать ее неким явлением, практически одномоментно приводящем производственные отношения в обществе в соответствие его производительным силам. То же самое, фактически, уже имело место при переходе от феодализма к капитализму в пределах западноевропейской цивилизации – сначала победил новый строй, фактически изменив общественное разделение труда и обеспечив экономическое господство буржуазии, а только после этого произошли буржуазные революции с захватом новым господствующим классом власти политической . Видимо, и в данном случае будет иметь место нечто подобное. Элиминация капитализма как социально-экономической формации имеет эволюционный характер, поскольку связана с постепенным изменением разделения общественного труда в соответствии с научно-техническим прогрессом, а социальная революция произойдет позже, как относительно скоротечный процесс взятия власти уже победившей социальной группой. Причем если первое имеет всемирный характер, то последнее также, по-видимому, будет осуществляться в отдельных странах или группах стран.

Вопрос, однако, состоит в том, какая же социальная группа и каким образом будет это осуществлять. Тот уклад, который придет на смену капиталистическому, благодаря этим двум факторам (ликвидация «вертикального» межцивилизационного разделения труда с одной стороны, и продолжающегося научно-технического прогресса с другой) будет от него существенно отличаться. Но он еще не будет представлять общество-человечество в целостном виде. Это – промежуточная, переходная формация, каковым в свое время был и общественный строй при переходе от первобытного состояния к классовому обществу (период общины). И то главное, что с формальной стороны определяет характер общественно-экономической формации – отношения собственности на средства производства – здесь будут иметь в чем-то аналогичный характер. Как в первобытном обществе, так и в будущем обществе-человечестве (которое классики марксизма называли коммунизмом) отношения собственности принято определять как общественные (хотя, поскольку они одни и те же у всех членов общества, то следовало бы, видимо, говорить просто, что они вообще отсутствуют как таковые). В классовом обществе они являются различными для различных индивидов, а следовательно, частными. В переходном же обществе они хотя и существуют, но по сути не являются ни теми, ни другими .

Точнее всего их можно охарактеризовать как расщепленные по субъекту . Дело в том, что отношения собственности только кажутся нам целостным социальным явлением. На самом же деле они состоят из трех составляющих, которые характеризуют различные аспекты этих отношений между людьми по поводу средств производства: владение, распоряжение и пользование . В классовом обществе при частной собственности как правило эти отношения пересекаются на одном субъекте, поэтому и воспринимаются как единое целое. И только те или иные правовые эксцессы заставляют вспоминать существо дела, а именно то, что выражает каждая из составляющих. Мы не будем здесь подробно рассматривать этот момент. Скажем только, что человечество уже имеет некоторый опыт реализации таких отношений при упразднении частной собственности.

Строй, в котором это происходит, получил наименование социализма . Его конкретные формы зависят от конкретных особенностей данного государства (или их регионального объединения). В частности, в СССР владение осуществлялось государством в лице Советов, распоряжение – господствующей социальной группой, известной под названием номенклатуры, а пользование имело общенародный характер⁷⁵. Посткапиталистический строй как строй переходный может быть представлен только социализмом в его различных модификациях. В отсутствие социального антагонизма это будет иметь скорее техническое значение. Тем более, что роль и влияние группы, распоряжающейся средствами производства, будет все время снижаться по мере передачи управления техническим системам. Выработанное общественным сознанием (можно сказать, ноосферой общества) задание на производство уже не будет передаваться ее представителями тем, кто непосредственно занят производством, для его реализации техносферой . При полном решении этой задачи, то есть при условии полного упразднения «вертикального» разделения труда за счет обеспечения упоминавшейся выше непосредственной связи между ноосферой и техносферой общества (что зависит, опять же, от уровня научно-технического прогресса) локальный (региональный) социализм окончательно сменится обществом-человечеством.

9. Некоторые соображения о возможном будущем

Как не раз упоминалось выше, указанные процессы, в том числе и изменения общественного разделения труда, происходят в результате научно-технического прогресса, вследствие которого возникают новые элементы материальных производительных сил, вынуждающих участников производства изменять свои отношения друг к другу в процессе производства, в том числе формируя новые производственные группы с новыми взаимоотношениями между ними. В рабовладельческом обществе превалировал ручной труд с примитивными орудиями. Но уже и тогда возникают новые, более совершенные орудия, начинается использование энергетических возможностей животных и т. п. Это позволило следующему общественному укладу – феодализму перейти к индивидуальному производству, предполагающему совершенствование исполнителями орудий и технологий, массовое применение в земледелии энергии животных, развитие использования энергии ветра и воды. При капитализме за счет эксплуатации колоний в метрополии начинают быстрыми темпами развиваться наука и техника, возникают новые механизмы и машины, используется энергия органических веществ – сначала благодаря паровым машинам, а затем двигателям внутреннего сгорания, широко применяются электротехнические устройства. А развитие средств производства способствует ускорению развитию самого производства, что неизбежно приводит к возникновению потребности в новых производственных отношениях. Однако при капитализме возник еще и новый фактор, не имевший места при прежних сменах общественно-экономических формаций. Рассмотрим этот вопрос подробнее.

Итак, спонтанно продолжающийся научно-технический прогресс всегда приводил к новому уровню и характеру производительных сил, что требовало новых форм общественного разделения труда. Главным при этом было то, что новые научно-технические достижения вызывали передачу функций, которые прежде выполнялись непосредственно производителями, материальным средствам производства. «Во всех формациях на определенных стадиях их развития происходила техническая революция, выражающаяся в передаче технике новых производственных функций, исполняемых ранее исключительно человеком»⁷⁶. При капитализме этот процесс стремительно нарастает. А главное, что он все больше включает передачу техническим системам не только материальных (механических и энергетических) функций, но и функций по получению и переработке информации, что меняет сам характер труда.

В результате в ряде случаев «труд выступает уже не столько как включенный в процесс производства, сколько как такой труд, при котором человек, наоборот, относится к самому процессу производства как его контролер и регулировщик. … Теперь рабочий уже не помещает в качестве промежуточного звена между собой и объектом модифицированный предмет природы; теперь в качестве промежуточного звена между собой и неорганической природой, которой рабочий овладевает, он помещает природный процесс, преобразуемый им в промышленный процесс. Вместо того, чтобы быть главным агентом процесса производства, рабочий становится рядом [sic!] с ним». А это, в свою очередь, приводит к тому, что принципиально меняется также и характер производства богатства, поскольку теперь «в качестве главной основы производства и богатства выступает не непосредственный труд, выполняемый самим человеком, и не время, в течение которого он работает, а присвоение его собственной всеобщей (!) производительной силы, его понимание природы и господство над ней в результате его бытия в качестве общественного организма, одним словом – развитие общественного индивида»⁷⁷.

Тем более, что в последнее время возникла техническая возможность даже это «понимание природы и господство над ней» определенным образом реализовать в технических устройствах, способных самостоятельно управлять производственными процессами (техносферой) в соответствии с уровнем указанного понимания, достигнутого обществом. Другими словами, связь между ноосферой и техносферой может быть установлена посредством технических устройств помимо конкретных исполнителей. А следовательно, полностью отпадает надобность в том, что имелось в виду под трудом «физическим» (личное воздействие человека на предмет труда через орудия производства); ему остается только труд «умственный», то есть познание мира и организация общества . И формулирование в общем виде задания производству в соответствии с результатами этого познания.

Сейчас трудно себе представить, как это повлияет на организацию общества вообще, и его производственного процесса в частности. В первом приближении можно было бы нарисовать примерно следующую картину последнего. С нашей сегодняшней точки зрения реально это может выглядеть так, что благодаря всеобщим информационным взаимосвязям людьми с их индивидуальными сознаниями совместно с всеобщими же системами хранения и переработки информации (искусственный интеллект) образуется ноосфера общества. От этого актуально функционирующего глобального общественного сознания каждый человек сможет получить любую желаемую информацию и внести в общую систему любую информацию по собственному усмотрению, сохраняя при этом персональное авторство. Сформированный в результате постоянной переработки общественным сознанием всей полученной как от индивидов, так и извне информации «общественный заказ» производству от ноосферы будет непосредственно доноситься до техносферы как всеобщей системы локальных самоуправляющихся технических подсистем. И он будет (уже без непосредственного вмешательства людей) исполняться последней путем автоматизированного производства для общества всех необходимых ему предметов потребления. А также «для себя» средств производства, обеспечивающих функционирование и дальнейшее развитие как техносферы, так и ноосферы⁷⁸. С социальной же точки зрения это означает полное элиминирование «вертикального» (социального) общественного разделения труда. То, что раньше считалось трудом «физическим», попросту исчезнет. Следовательно, закончится тот период в развитии общества, который Маркс называл его «предысторией». Человечество превратится в единый общественный организм, с чего и начнется его подлинная история, а для каждого отдельного человека – истинно человеческая жизнь.

Но это дело будущего. Пока по-прежнему в мире господствует капитализм. Но в нем, как мы видели, в результате все того же научно-технического прогресса происходят важные социальные изменения революционного характера, являющиеся, как и предполагал Маркс, результатом действия собственных законов развития капитализма, ведущих к его же концу. Как и любое социальное явление, раз возникнув, капитализм постоянно подвергался изменениям до тех пор, пока не исчерпал своих возможностей. Сейчас время его существования неотвратимо истекает. Его элиминация – естественноисторический процесс, остановить который невозможно.

Но те социальные группы, которые связывали свое существование с тем или иным общественно-экономическим укладом, никогда не были готовы принять как должное его естественную кончину, и всеми силами сопротивлялись велению истории. Точно также сегодня бывшие «передовые страны» (которые сейчас именуются «коллективным Западом») не готовы смириться с тем, что им, как и всем остальным, придется самим полностью зарабатывать себе на жизнь . И сопротивляются этому всеми возможными способами, что приводит к множеству международных конфликтов. В том числе используется военная сила, что в современных условиях создает серьезные проблемы для всего мира. Остальным странам («мировому большинству») придется сделать очень многое, чтобы упорное сопротивление империалистического меньшинства естественным социальным процессам не вылилось в формы, опасные для самого существования человечества.

1. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Изд. 2-е. М., Т. 12, С. 4-5.
2. Маркс К., Энгельс Ф. Собр. соч. Т. 20, С. 26-27.
3. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 13. С. 6-7.
4. Гриффен Л.А. Недостающее звено. Связь производительных сил и производственных отношений. Одесса, 2023.
5. Платон. Сочинения. Т. 3, Ч. I. М., 1971. С. 374.
6. СмитА. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 2007.
7. ШумпетерЙ.История экономического анализа, Т. 1. СПб.: 2001. С. 240.
8. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 3. С. 30.
9. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 161.
10. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 26, Ч. 1. С. 410, 139.
11. Хазин Михаил. Воспоминания о будущем. Идеи современной экономики. Изд. 2-е. М., 2020.
12. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 4, С. 152.
13. МарксК.,ЭнгельсФ.Соч. Т. 21, С. 83.
14. ПоршневБ.Ф.Феодализм и народные массы. М., 1964. С. 518.
15. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 23, С. 760, 763.
16. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 23, С. 784.
17. БродельФ. Время мира. М., 1992. С. 65.
18. SweezyP.M. Le Capitalisme moderne. Paris, 1976. Р.149.
19. Ленин В.И. Полн. собр. соч., Т. 27. С. 403.
20. БродельФ. Время мира. М., 1992. С. 179, 551.
21. БродельФ.Динамика капитализма. Смоленск, 1993. С. 58.
22. Вернадский В.И. Биосфера и ноосфера. М., Наука, 1989.
23. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 25. Ч. I. С. 174, 214; Т. 23. 174, 594; Т. 12. С. 736.
24. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 12. С. 720.
25. Поршнев Б.Ф. Феодализм и народные массы. М., 1964. С. 518.
26. Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991. С. 560.
27. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 720.
28. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 7.
29. Грамши А. Революция против «Капитала». Альтернативы, 1998. №3.
30. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 34, С. 253, 335, 225, 15.
31. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 42. С. 1
32. Ленин В.И. Соч., Т. 21, С. 311.
33. Сталин И.В. Соч., т. 9, стр. 87.
34. Сталин И.В. Соч., т. 6, стр. 98-99.
35. Сталин И. Марксизм и вопросы языкознания. М., Госполитиздат, 1950. С. 102-103.
36. Осипов А.К. О произведениях В.И. Ленина "О лозунге Соединенных Штатов Европы" и "Военная программа пролетарской революции". М., "Знание", 1953.
37. Ленин В.И. ПСС. Т. 42. С. 111.
38. Восленский М.С. Номенклатура. Новый мир, 1990. № 6. С. 230.
39. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 396.
40. Бродель Ф. Время мира. М., 1992. С. 636.
41. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 21. С. 65.
42. Ленин В.И. ПСС. Т. 31, С. 171.
43. Троцкий Л.Д. Преданная революция. М., 1991. С. 193.
44. Нюрнбергский процесс. Т. 1. М., 1987. С. 741.
45. Рассел Б. Практика и теория большевизма. М.: Наука, 1991. С. 13.
46. Ильенков Э.В. Философия и культура. М., 1991. С. 156-158.
47. Бродель Ф. Время мира. М., 1992. С. 517.
48. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. Книга для тех, кто остается здесь. М., 2001. С.51.
49. Бродель Ф. Время мира. С. 473.
50. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 27. С. 241.
51. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М., 2001.
52. Паршев А.П. Почему Россия не Америка. М., 2001. С. 40.
53. Гумилев Л.Н. Этносфера. История людей и история природы. М., 1993. С. 376
54. Гумилев Л.Н. Этнос и ландшафт. Историческая география как народоведение. М., 1968. С. 3.
55. Обухов Н.П. Финансирование индустриального развития России в 1900-1914 годах. Финансы. 2012. № 1. С. 58-61.
56. Касиэ С. Российская цивилизация и идеи А. Дж. Тойнби. Свободная мысль, 1995. № 2. С. 76.
57. Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 43. С. 308.
58. Ленин В.И. ПСС, Т. 39, С. 309.
59. Там же, Т. 39, С. 295, 267.
60. Там же, Т. 41, С. 448.
61. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 19. С. 413.
62. Там же, С. 251.
63. Там же, С. 414.
64. Сталин И.В. Соч. Т. 7. С. 298.
65. МарксК., ЭнгельсФ.Соч., Т. 4. С. 297.
66. МарксК., ЭнгельсФ.Соч., Т. 25, Ч. II. С. 348.
67. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 20. С. 186.
68. СмитА. Исследование о природе и причинах богатства народов. М., 2007. С. 73.
69. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 35. С. 298.
70. Там же, С. 297.
71. Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 24. С. 391.
72. Титов О.И. Можно ли и нужно ли нам брать пример с Америки? Марксизм и современность, 1998. №1. С. 42.
73. Макдональд Л. Реальные причины победы Трампа // http://colonelcassad.livejournal.com 3150049 html/ 25 декабря 2016 г.
74. ТроянВладимир. «Золотой миллиард»: США. https://politikus ru/articles/106041-zolotoy-milliard-ssha html
75. Достаточно подробно этот вопрос рассмотрен в нашей работе: Гриффен Л.А. Социализм. Некоторые вопросы теории. К., 1998.
76. Кузин А.А. Специфика истории техники как предмета исследования. Актуальные вопросы истории техники. Под ред. Григоряна Г.Г., Кузина А.А. М., 1990. С. 12.
77. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., Т. 26. Ч. 2. С. 213.
78. Гриффен Л.А. Недостающее звено. Связь производительных сил и производственных отношений. К., 2023. С. 143-144.